На главную Аккаунт Файлы Ссылки Форум Учебник F.A.Q. Skins/Themes Модули
Поиск
Блок основного меню

    Banderia Prutenorum
    Литовская Метрика

Блок информации сайта
Администрация
Deli2Отправить Deli2 email

memorandum
Рекомендовать нас
Посетители сайта
2005/8/18 1:55:38 | ВВЕДЕНИЕ
Раздел: Лурье Я.С. ИСТОРИЯ РОССИИ В ЛЕТОПИСАНИИ И ВОСПРИЯТИИ НОВОГО ВРЕМЕНИ // Россия Древняя и Россия Новая : (избранное), СПб., 1997 | Автор: Deli2 | Рейтинг: 7.00 (1) Оценить | Хитов 3532
Я.С. Лурье

ИСТОРИЯ РОССИИ В ЛЕТОПИСАНИИ И ВОСПРИЯТИИ НОВОГО ВРЕМЕНИ
ВВЕДЕНИЕ


      Задача пересмотра истории Древней Руси на основе нового и углубленного исследования летописания встала перед русской исторической наукой довольно давно - уже в первые десятилетия XX в. В монографии «Образование Великорусского государства» (1918) и в речи перед защитой этой работы в качестве докторской диссертации А. Е. Пресняков заявил о необходимости «восстановить, по возможности, права источника и факта» в исторической науке. Он писал, что ранняя история Руси «стала в нашей историографии жертвой теоретического подхода к матерьялу, который обратил данные первоисточников в ряд иллюстраций готовой, не из них выведенной схемы». В результате, как указывал исследователь, летописные своды «при безразличном пользовании разными их типами и редакциями, без учета создавших эти типы и редакции тенденций книжнических точек зрения, не дают всего, что могут дать, и, что существеннее, позволяют предпочесть позднюю и нарочитую переделку текста подлинному, Первоначальному историческому свидетельству; так часто и бывало, потому что Никоновская летопись и зависимый от нее текст Татищевской „Истории" лучше иллюстрировали принятую схему».1 Под принятой схемой Пресняков имел в виду «главные направления нашей историографии» XIX в (от С. М. Соловьева до В. О. Ключевского), для которого «данные первоисточников стали, собственно, не основой построения, а запасом иллюстраций к положениям защищаемой историко-социологической доктрины».2

      «Научный реализм», провозглашенный А. Е. Пресняковым, в значительной степени был связан с традициями петербургской исторической школы В. Г. Васильевского и С. Ф. Платонова, ((13)) представители которой придавали особое значение источниковедению в противовес московской школе, представленной «строителями научных систем» (С. М. Соловьев, В. О. Ключевский). В еще большей степени на взглядах А. Е. Преснякова отразились труды А. А. Шахматова, давшие возможность построить генеалогию русского летописания на основе сравнительно-текстологического исследования всей совокупности летописей, включая целый ряд вновь открытых ученым. На труды А. А. Шахматова опирался не только А. Е. Пресняков, но и ряд других ученых, вошедших в науку в предреволюционные и первые послереволюционные годы, - М. Д. Приселков, З. Ц. Лавров, А. Н. Насонов.

      Однако стремление восстановить «права источника и факта» при изучении истории Древней Руси натолкнулись на препятствия, лежавшие вне науки. С конца 1920-х гг. власть начала планомерное преследование всех историков, которые не принадлежали к официальному направлению и считались чуждыми и враждебными марксистской идеологии. Жертвами «дела историков» 1929-1930 гг. оказались почти все видные представители исторической науки. А. Е. Пресняков умер в 1929 г. и избежал преследований, но С. Ф. Платонов, М. Д. Приселков и многие другие стали жертвами репрессий. Официальная историография, которую возглавлял М. З. Покровский, была еще более привержена к «теоретическому подходу к матерьялу», чем историография XIX в., и отнюдь не склонна была к «непосредственному отношению к источнику и факту». Еще в 1910 г. в предисловии к «Русской истории с древнейших времен» ее авторы - М. Н. Покровский и З. М. Никольский заявили, что намереваются «брать целиком у других, у исследователей первоисточников, их материал», обрабатывая его «с материалистической точки зрения».3 В 1930 г. преподавание истории в школе и в большинстве высших учебных заведений было отменено; ученым предписывалось заниматься прежде всего историей социальных процессов и классовой борьбы, а не политической историей. Вся история была втиснута в рамки разработанной в 1930-х гг. «теории формаций»; источниковедению отводилась чисто служебная и второстепенная роль. Издание «Полного собрания русских летописей», продолжавшееся после революции вплоть до 1920-х гг., было прекращено, и глава организованного в 1931 г. Историко-археографического института С. Г. Томсинский4 заявлял, ((14)) что институт «порвал с тематикой старой Археографической комиссии», и в частности с изданием летописей.

      Положение несколько изменилось с середины 1930-х гг. Преподавание «гражданской истории» в школах и вузах было восстановлено. Хотя изложение истории теперь всецело было подчинено теории формаций (Древняя Русь рассматривалась как Русь феодальная), в рамках этой схемы допускались частные источниковедческие исследования. Ученые, занимавшиеся летописанием (М. Д. Приселков, А. Н. Насонов и др.), вновь получили возможность работать.

      Но перед «восстановлением прав источника и факта» в исторической науке возникло новое препятствие. Уже в предвоенные и особенно в военные годы историю стали трактовать как своеобразный учебник патриотического воспитания; важнейшую роль при этом сыграло известное сталинское выступление 7 ноября 1941 г. о «великих предках», начиная с Александра Невского и Дмитрия Донского.5 Были решительно осуждены любые исследования, подрывавшие каноническую трактовку истории отечества, содержавшие даже намеки на поддержку «норманизма» - указание на какую-либо роль норманнов в древнейшей истории Руси, и т. д. Историческая наука еще в большей степени, чем раньше, стала, употребляя выражение А. Е. Преснякова, «жертвой теоретического подхода к матерьялу, который обратил данные первоисточников в ряд иллюстраций готовой, не из них выведенной схемы».

      Годы кризиса советской системы были ознаменованы новыми явлениями в исторической науке. Господствующая схема исторических формаций еще сохраняла монопольное положение, но конкретные исследования во многом подрывали эту схему.

      Сегодня в нашей науке нет какой-либо единой схемы исторического процесса. Казалось бы, историк может работать не стесняемый никакими запретами. Но существует мода, трудно преодолимое общее мнение. Болотникова, Разина и Пугачева сменили в исторической публицистике другие герои - митрополит Иларион, Александр Невский, Сергий Радонежский.

      Каковы же были изменения, произошедшие в исторической науке? «Источник и факт» в исследованиях постепенно обретали свои законные права. Работы 1960-1980-х гг. в значительной степени стали носить источниковедческий характер. Традиционное деление русских историков на петербургских «эрудитов» и московских «строителей систем» потеряло свое значение. Москвич С. Б. Веселовский, чьи наиболее яркие работы ((15)) были опубликованы посмертно, выступал в них скорее как источниковед, нежели как историк-теоретик. Именно он, опираясь на источники, опроверг весьма остроумное, но грешившее «теоретическим подходом к матерьялу» объяснение опричнины, данное таким корифеем петербургской исторической школы, каким был С. Ф. Платонов. Работы С. Б. Веселовского по истории опричнины были продолжены А. А. Зиминым и В. Б. Кобриным. А. А. Зимин создал серию монографий, охватывающую почти всю русскую историю с первой четверти XV в. по начало XVII в., однако ценность этой серии была не в единой концепции, а прежде всего в скрупулезном анализе источников. Лучшие работы последних лет также носят скорее источниковедческий, нежели теоретический характер.

      Однако новые данные по истории летописания в далеко не достаточной степени сказались на исторических изысканиях. Работы таких исследователей, как М. Д. Приселков и А. Н. Насонов, во многом дополнили и видоизменили схемы летописной генеалогии, предложенные А. А. Шахматовым; найден ряд новых летописных текстов. Но в исследованиях по политической истории эти новые данные учтены в недостаточной мере. По-прежнему летописи используются независимо от их происхождения и времени составления лежащих в их основе сводов и привлекаются для иллюстрации общих построений историков.

      В 1994 г. автор этой книги выпустил в свет монографию «Две истории Руси XV в.», в которой пытался пересмотреть традиционные взгляды на историю этого столетия, опираясь на наиболее ранние и наименее тенденциозные летописные памятники. В настоящей работе такому же пересмотру будут подвергнуты основные события политической истории предшествовавших веков - первые века истории Руси, начало монгольского ига и деятельность Александра Невского, церковно-политические отношения во время Куликовской битвы; данные летописей сопоставляются с построениями историков XX столетия. Речь будет идти именно о летописных известиях, а не о истории соответствующих периодов в целом: о сравнении первоначальных известий с более поздними и с восприятием их в историографии нового времени.

      Здесь, очевидно, нужно сделать важную оговорку. Говоря о современном восприятии истории прошлого, историки и литературоведы часто противопоставляют ментальность людей древности и средневековья мышлению современных людей. Автор отнюдь не склонен к такому противопоставлению. Несомненно, что сведения о мире и воззрения людей давно прошедшего времени отличаются от тех, которые свойственны ((16)) нам. Люди средневековья не всегда различали предания и действительные факты. Они с доверием принимали легенды. Однако их основной понятийный аппарат, судя по всем источникам, принципиально не отличался от нашего. «Основные черты мыслительной деятельности человека и его способности чувствовать остаются неизменными в различные эпохи его исторического существования, не завися в то же время ни от расы, ни от географического положения, ни от степени культуры, - писал И. М. Сеченов. - Только при этом становится... для нас возможным понимать мысли, чувства и поступки наших предков в отдаленные эпохи».6 Антропологи также приходят к выводу, что человек (homo sapiens) «всегда думал одинаково хорошо: улучшения заключаются не в предполагаемых процессах в человеческом уме, но в открытии новых областей, к которым прилагаются его не изменившиеся и не меняющиеся силы». Исследователь, который предполагал бы существование у людей прошлого «особого мышления», в сущности, закрыл бы для себя возможность понимания сочинений средневековых авторов: ведь сам такой исследователь живет в наше время.

      Обращаясь к летописным памятникам, мы встречаемся в них не столько с примитивным мышлением и наивностью древних летописцев, сколько с их пристрастием к определенным политическим силам, с их явной тенденциозностью. Мнение А. А. Шахматова, что рукой летописца «управляли политические страсти и мирские интересы»,8 не было опровергнуто авторами, писавшими после него. Мнение это основывалось на анализе летописных сводов, на явных расхождениях между ними. Более поздние летописцы систематически переделывали рассказы своих предшественников. Пристрастие летописцев нарастало с течением времени: наиболее тенденциозными оказываются обычно летописи времени создания самодержавного Русского государства в конце XV и в XVI вв.

      Сопоставляя известия различных летописных сводов с их изложением в трудах историков нашего времени, автор этой книги не ставил своей целью дать обзор историографии XX в. Речь идет лишь об интерпретации летописных известий в сочинениях авторов, писавших после А. А. Шахматова и А. Е. Преснякова. Предметом рассмотрения оказались не только чисто научные труды, но и работы, выходящие за рамки академической историографии. Популярность таких работ, ((17)) появление у них поклонников и подражателей, претензии авторов на высказывание новых «историософских» концепций делают особенно настоятельной проверку их научной доказательности. Критика этих работ привела, возможно, к известной публицистичности изложения. Но такая публицистичность не была целью автора этой книги, а определялась характером разбираемых им сочинений.((18))

* * *

1 Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. Пг, 1918. С. V-VI.
2 Пресняков А. Е. Речь перед защитой диссертации под заглавием «Образование Великорусского государства». Пг., 1920. С. 5.
3 Покровский М. Н. (при участии Н. М. Никольского и В. Н. Сторожева). Русская история с древнейших времен. М., 1910. Т. 1, кн. 1. С. 5-6.
4 Томсинский С. Г. Проблемы источниковедения // Проблемы источниковедения: Сб. 1. М.; Л., 1933. С. 9. (Тр. Историко-археографического института АН СССР. Т. 9).
5 Сталин И. О Великой Отечественной войне Советского Союза. 5-е изд. М., 1946. С. 36.
6 Сеченов И. М. Избранные философские и психологические произведения. М., 1947. С. 223.
7 См.: Levi-Strauss С. Structural anthropology. New York, 1976. P. 230.
8 Шахматов А. А. Повесть временных лет. Пг., 1916. Т. 1. С. XVI.

Источник:
Яков Соломонович Лурье. ИСТОРИЯ РОССИИ В ЛЕТОПИСАНИИ И ВОСПРИЯТИИ НОВОГО ВРЕМЕНИ // Россия Древняя и Россия Новая : (избранное), Санкт-Петербург : Д. Буланин, 1997, 403, [4] с., [1] порт., ISBN 5-86007-092-6

 

  1 2 3 4 5 6 7 8 9 10  

Родственные ссылки
» Другие статьи раздела Лурье Я.С. ИСТОРИЯ РОССИИ В ЛЕТОПИСАНИИ И ВОСПРИЯТИИ НОВОГО ВРЕМЕНИ // Россия Древняя и Россия Новая : (избранное), СПб., 1997
» Эта статья от пользователя Deli2

5 cамых читаемых статей из раздела Лурье Я.С. ИСТОРИЯ РОССИИ В ЛЕТОПИСАНИИ И ВОСПРИЯТИИ НОВОГО ВРЕМЕНИ // Россия Древняя и Россия Новая : (избранное), СПб., 1997:
» Глава V ОРДЫНСКОЕ ИГО И АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ: ИСТОЧНИКИ И ИСТОРИОГРАФИЯ XXв.
» Глава II ОБЩАЯ СХЕМА ЛЕТОПИСАНИЯ XI-XVI вв.
» Глава IV ДРЕВНЕЙШАЯ ИСТОРИЯ РУСИ В ЛЕТОПИСЯХ И В ИСТОРИОГРАФИИ XX в.
» Глава VI БОРЬБА С ОРДОЙ И ЦЕРКОВНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ КОНЦА XIV в.: ИСТОЧНИКОВЕДЧЕСКИЙ АСПЕКТ
» Глава I ОБЩИЕ ВОПРОСЫ ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЯ

5 последних статей раздела Лурье Я.С. ИСТОРИЯ РОССИИ В ЛЕТОПИСАНИИ И ВОСПРИЯТИИ НОВОГО ВРЕМЕНИ // Россия Древняя и Россия Новая : (избранное), СПб., 1997:
» ВВЕДЕНИЕ
» Глава I ОБЩИЕ ВОПРОСЫ ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЯ
» Глава II ОБЩАЯ СХЕМА ЛЕТОПИСАНИЯ XI-XVI вв.
» Глава III ЛЕТОПИСНЫЕ ИЗВЕСТИЯ В НАРРАТИВНЫХ ИСТОЧНИКАХ XVII-XVIII вв.
» Глава IV ДРЕВНЕЙШАЯ ИСТОРИЯ РУСИ В ЛЕТОПИСЯХ И В ИСТОРИОГРАФИИ XX в.

¤ Перевести статью в страницу для печати
¤ Послать эту cтатью другу

MyArticles 0.6 Alpha 9 for RUNCMS: by RunCms.ru


- Страница создана за 0.05 сек. -