...выдвигались не этнографические, а политико-правовые моменты, следует объяснять как устойчивостью патримониальных представлений в русской сословной монархии, лишь вступавшей в процесс своего формирования, так и самим характером межгосударственных контактов, носивших в то время форму персональных отношений между государями и династиями. Не подлежит, однако, сомнению, что для русских политиков и идеологов XVI в. имели важное значение оба указанных фактора [21], разумеется, не противореча друг другу, а находясь между собой в полном соответствии. В первых десятилетиях XVI в. в русской правительственной среде появились сочинения, дававшие дополнительное обоснование русской внешнеполитической программе.

      Здесь прежде всего следует назвать Сказание о великих князьях Владимирских — памятник, возникший, как показала Р. П. Дмитриева, в первые десятилетия XVI в.[22] Исходя из тезиса, что Русская земля — «извечная» вотчина Рюриковичей, авторы Сказания подчеркивали особую древность этой династии, восходящей к римскому императору Августу, который некогда «обладал» всей вселенной. Этим подчеркивались особые права на власть московского великокняжеского рода и его особо почетное положение среди европейских династий. Право на это особое положение давал русским монархам и их царский титул, унаследованный от византийских императоров вместе с некогда принадлежавшими Августу регалиями. Тем самым, утверждая особое положение русского государя как наследника древних империй и династий, составители легенды не только укрепляли внутри страны представление об особой древности и высоком престиже «царской» власти, но и пытались обосновать особое место России в системе европейских государств, что должно было облегчить борьбу за воссоединение утраченных территорий.(18)      Если это произведение все же лишь опосредственно связывалось с русской программой политического развития Восточной Европы, то ее непосредственному обоснованию было посвящено Родословие литовских князей, образовавшее фактически одно целое со Сказанием о князьях Владимирских [23]. Согласно этому памятнику, род литовских князей вел свое происхождение от «служебника» одного из смоленских княжат Гедимина, который был послан великим князем Юрием Даниловичем за Днепр «имати дани царския». Пользуясь обстановкой смуты, Гедимин присвоил себе собранные средства и, наняв на них множество людей», сумел стать великим князем на Литве «русских князей несъгласьем и междуусобными браньми». Правда, дети Гедимина старались поддерживать хорошие отношения с московскими князьями, неоднократно получали от них помощь и приняли православие, но уже его внуки Витовт и Ягайло перешли в «римскую веру», стали водить дружбу с «безбожным Мамаем» и нападать на русские земли. В итоге Витовт «заруби Киев и Чернигов и взят Брянск и Смоленск и приступиша к нему всеи князи пограничныа с вотчинами от Киева даже и до Фоминьского» [24].

      Таким образом, оказывалось, что на занятые ими русские земли литовские великие князья не имеют никаких прав, поскольку сама княжеская власть была приобретена их родоначальником на украденные у московских князей деньги, а их потомки воздали черной неблагодарностью за оказанные им благодеяния и изменили истинной вере. При этом история происхождения литовских князей составляла резкий контраст с рассказом о происхождении Рюриковичей. Одновременно сам захват русских земель литовскими князьями передвигался в эпоху как можно более позднюю — времена Витовта.

      Сформулированная в Родословии версия происхождения литовских князей недолго сохраняла свой официальный характер. Она слишком чувствительно затрагивала интересы московских князей и бояр — потомков Гедимина — и поэтому в начале 40-х годов XVI в. была заменена иным рассказом, по которому Гедиминовичи (19) признавались потомками полоцких князей. Однако и в этом рассказе в полной мере сохранялся тезис о незаконности власти Ягеллонов над белорусскими и украинскими землями, поскольку полоцкие князья — предки Гедимина были, по новой версии, князьями-«изгоями», лишенными за измену своей доли в «Русской земле» [25]. Одновременно с еще большей силой стал звучать мотив о захвате русских земель Гедиминовичами с помощью «измены». В заявлениях русских дипломатов подчеркивалось, что «зашли... нашу отчину великие князья литовские неправдами», «израдою засел был Смоленск Витофт и Северу» [26]. Понятие «израды» было более детально раскрыто в специальном заявлении, где указывалось, что «предки государей наших, которых слуг своих жаловали городы, и они вь их государьские невзгоды изменным обычаем отъезжали и с теми городы ко государей ваших предком» [27].

      Одновременно с поисками историко-правового обоснования уточнялись и границы той территории в Восточной Европе, которую русские правящие круги рассматривали как «отчину» династии Рюриковичей. До середины столетия русские политики предъявили свои права лишь на территории, входившие в состав Великого княжества (Киев, Волынь, Полоцк, Витебск), и, хотя при этом упоминались и «иные городы», их местоположение точно не определялось[28]. На мирных переговорах 1563—1564 гг. это понятие было конкретизировано[29]: в составленный русскими дипломатами список городов были включены все основные центры захваченной польскими феодалами Галицкой земли. Включение в список наиболее западного города этой земли — Перемышля ясно показывает, что русское правительство открыто объявило целью своей внешней политики возвращение всех занятых польскими феодалами западноукраинских земель.(20)

* * *

21 В памятниках русской общественной мысля XVI в. проводится достаточно ясное разграничение между понятиями «Русская земля» и «династия». Так, составители «Степенной Книги», ссылаясь на житие Стефана Сурожского, писали, что «и преже Рю-рикова пришествия в Словенскую землю не худа бяше держава Словенского языка, воинствоваху бо и тогда на многия страны». ПСРЛ, т. XXI, ч. 1. СПб., 1908, с. 63.
22 Дмитриева Р. П. Сказание о князьях Владимирских. М.— Л., 1955.
23 Дмитриева Р. П. Сказание..., с. 73—109.
24 Дмитриева Р. П. Сказание..., с. 179—181, 201—204; Пашуто В. Т. Образование Литовского государства. М., 1959, с. 73—75.
25 Подробнее об этом см.: Флоря Б. Н. Родословие литовских князей в русской политической мысли XVI века.— В кн.: Восточная Европа в древности и в средневековье (в печати).
26 Сб. РИО, т. 59. СПб., 1887, с. 579; Сб. РИО, т. 71. СПб., 1899, с. 240.
27 Там же, с. 108.
28 Там же, т. 35, с. 579—580, 627, 652; т. 59, с. 74—75, 79, 154— 155, 274—276, 572.
29 Там же, т. 71, с. 260.