{1}I. Первая Северная война и её значение для Восточной Европы. Французская внешняя политика. «Восточный барьер». Отношения Франции с Турцией, Швецией, Польшей, Трансильванией, Москвой. Франко-украинские сношения. Анна Ярославна. Украинцы в Сорбонне. Научные трактаты XVI века об Украине. Депеши французского посла в Константинополе о набегах казаков на турецкие владения. Хмельницкий во Франции. Литва и Франция.

      {2} Летом 1648 года, когда церкви всей Западной Европы наполнялись верующими, благодарившими Бога за благодатный мир в Вестфалии, которым закончилась кровавая Тридцатилетняя война, в парижской официальной «Gazette de Françe» появилась корреспонденция из Варшавы под названием «Le Saulerment des Cosaques» (Восстание казаков). На востоке Европы началась борьба, тянувшаяся бесперерывно двадцать лет, началась Первая Северная война, значение которой для севера и востока Европы было подобно Тридцатилетней войне для Западной Европы. Швеция, Польша, Москва, Украина, Литва, Бранденбург, Дания, Австрия, Голландия, Трансильвания принимали непосредственное участие в этой войне; Франция, Англия, Испания, ряд немецких государств, сам Папа Римский вмешивались в эту войну своими субсидиями и дипломатией. Правда, Первая Северная война в своим ходом, радикально не изменила {3} политическую карту Европы, зато определила всю политику 18-го века, вплоть до разделов Польши. Последняя переходит в положение третьеразрядной державы, потеряв половину Украины, открыв всей Европе свою внутреннюю слабость, не только социальную, но и национальную, когда благодаря деятельности Радевилов возникает даже вопрос о целостности Люблинской унии; Москва благодаря союзу с Украиной готовится отныне вступить в концерт европейских государств; маленькое княжество Бранденбургское положило начало современной Германской Империи; Украина навсегда порвала с Польшей. Литва в лице Радевилов впервые открыто показала Европе, что акт Ягайла подлежит пересмотру.

      Но особенно изумила Европу проявившаяся очевидная слабость Польши. По сути говоря, Андрусовский мир (1667) был уже первым разделом {4a} Польши, и она должна была ещё благодарить Бога, что так дешево отделалась. В течении 10 лет, как читатель увидит далее, стоял вопрос об окончательном разделе Польши.

      Польша пока что спаслась от верной, казалось бы, гибели, но спаслась не благодаря своей армии или внутренней силе. «Государство это (Польша) – пишет французский агент Des Noyers (де Нойе), большой полонофил – живёт двумя богами: Венерой и Вакхом»[1]. Другой французский друг Польши великий Bossuet (Боссюэ) в своём надгробном слове над могилой кнажны Anne de Gonzague (Анна де Гонзага), сестры польской королевы, в отчаянии спрашивает: «Куда девалась грозная польская кавалерия, что как орёл кидалась на врагов? Куда девались воинственные души поляков, их мечи и ружья, столь прославленные? Увы, одновременно её опустошают и восставшие казаки и неверные московиты! Всё в этом царстве покрыто кровью. {4b} Нам остаётся только наблюдать в какую сторону упадёт это уже колеблющееся дерево, корни которого подрубаются столькими руками»[2].

      Польша отныне становится предметом презрения в культурной Европе, замечательно сформулированному позже в лейпцигском журнале «Die Europaeische Fama, welche den gegenwaertigen Zustand der vornehmsten Hoefe entdecket (1707)». Эту латинскую формулу стоит процитировать в оригинале, ибо она сегодня мало известна: «Sta viator parum, qui cito permeas Poloniam. Ad quid morari diu? Nontua in hac Polonia statio, quam neque rex neque lex nec regit ratio. Paululummorare, diu mirare, regnum sine rege, rempublicam sine lege, imo ne sis otiosus,vide curiosus, multos reges, nullum regem, muitas leges, mullum legem. Etenimmulti volunt sed non possunt regnare, omnes possunt leges condere, sed non observare, et cum omnibus omnia liceant, omnes in omnibus peccant. Pro libertate habent licentiam, pro legibus suum velle, pro prudentia pertinaciam, impudentiam, pro justitia rapinam, et sic ambitus dominandi, contumatia parendi, in suum omnia vertunt et convertunt. Unde leges ex leges, curia furia, comitia convicta, sessiones scissiones, constitutiones civillationes, clerus non verus. Praesules inutiles, ministri sinistri, senatores proditores, nobilitas mobilitas, tribunalia venalia, civistates egestates, municipia mancipia, pagi vagi, rura obscura, belli directores raptores, praefecti impertecti, officiales іllis aequales, equitator praedator, peditatus nudatus, infanteria miseria, militia malitia, bellum imbellum, pugna fuga. His visis at auditis viator abi chare, et nobis meliora precare».[3]

      {5} Почему же Польша все-таки уцелела в XVII веке? Несогласие в лагере враждебной ей коалиции, а главное - смерть Хмельницкого, открыли в Украине эпоху смут, а на другом фланге, в Литве, идеи Радевилов не нашли достойных продолжателей.

      История Первой Северной Войны в полном её объеме, в связи с общей европейской политикой, не нашла еще своего исследователя. Конечно, и мы не собираемся сделать это в журнальной статье. Мы ограничиваем вопрос в месте и времени. Нас сейчас интересуют исключительно Украина, Литва и Франция – вопрос до сих пор совершенно не затрагивавшийся - и только в 1648-1657 гг., т.е. от начала революции в Украине до смерти Хмельницкого, героический, если можно так выразиться, период Первой Северной Войны.

      Основной парадигмой французской дипломатии с древнейших времен была {6a} немецкая проблема. С того момента, как наследство Карла Великого было разделено Верденским договором (843 г.), началась политико-дипломатическая борьба между королями Франции и императорами Германии. Менялись события, падали царства, передвигался политический центр Германии из Мадрида в Вену, из Вены в Берлин, но борьба все продолжалась. Французская политика, как и каждая политика, зависела от географического положения страны. Германия в лице так называемого «австрийского дома» владела большей частью Европы и стремилась к всемирной монархии. Габсбурги не только задерживали развитие Франции, но и сдавливали ее со всех сторон, надеясь окончательно уничтожить. В ответ на это королевская Франция сумела удачно связать свои интересы с интересами Европы, где нашла ряд союзников: Турцию, Польшу (последнюю не всегда), Швецию, Трансильванию. Эти страны были {6b} театрами военных действий против Габсбургов, они составляли «восточный барьер», на котором Франция строила свою политику. Но к  середине XVII века на востоке появились новые проблемы: украинская, во весь рост, и литовская, пока еще в зародыше. Как реагировала Франция на эти проблемы?

      Чтобы реакция Франции была яснее читателю, мы рассмотрим схематично отношения Франции к отдельным государствам восточной Европы и затем, что именно знала Франция об Украине и Литве в момент великого перелома на Днепре и Немане.

      Велико было удивление христианской Европы, когда 25-го февраля 1525 года Франциск Первый, «христианнейший король», из плена у императора Карла V обратился письмом к султану Сулейману, «Великому Императору Мира», прося у него помощи. «День и ночь конь наш оседлан», - ответил султан – «сабля наострена для {7a} вашей дружбы». Это не были пустые слова изысканной восточной вежливости. В том самом году султан Сулейман Великолепный (кстати, любимая жена его Роксалана была украинка из Рогатина в Галиции, в молодые годы захваченная татарами) вошел в Будапешт, ударив таким образом в тыл владениям Карла V-го. С этого момента началась традиционная дружба Франции и Турции, дружба, настолько соответствовавшая реальным интересам обоих государств, что несмотря на отсутствие реального союза, несмотря на скандал в Европе, шокированной близостью христианского монарха с неверным, она, эта дружба, пережила XVII, XVIII и XIX века. Франция занимала в Леванте исключительное положение. Все христиане и евреи были под её протекцией, и французского посла в Константинополе называли «вице-султаном», а турки говорили, что посол французского короля «держит в своём кармане всех других послов». {7b}

      Другим союзником Франции на крайнем севере Европы была Швеция, открытая кардиналом Ришелье во время Тридцатилетней войны.

      Вопрос о Польше был сложнее. С одной стороны между обеими католическим странами существовали давние и близкие культурные сношения, но опыт пребывания Генриха Валуа в Варшаве не оставил в Париже приятных воспоминаний. Польша склонна была не раз следовать за Габсбургами, и в Париже с этим не могли не считаться. К  тому же Польша имела постоянные конфликты со Швецией и Турцией, Парижу приходилось употреблять все свои усилия, чтобы в таких конфликтах оставаться нейтральным, в удобный момент выступить арбитром.

      Легче всего было положение французской дипломатии в Трансильвании, где династия Ракоци постоянно враждовала с Веной.

      Что касается Москвы, она к середине {8a} XVII века совсем не существовала для Франции, дипломаты которой были немало удивлены, услышав о московском царе от своих шведских коллег на Вестфальском конгрессе.

      А Украина?

      Франко-украинские отношения восходят к XI веку, когда киевская княгиня Анна, дочь Ярослава Мудрого, стала женой Генриха Первого. Память о происхождении этой королевы прочно сидела во Франции, и еще в 1561 году Клод Параден (Claude Paraden), печатая свой классический труд “Alliances genealogique des rais de Françe”(Lyon), дал рисунок герба родины Анны – Золотых Ворот в Киеве.[4]

      {8b} Сорбонна, как мы показали [5], имела ряд украинских студентов на протяжении XIV-XVII веков. Один из них, Ужевич, даже написал латинским языком украинскую грамматику, рукопись которой до сих пор находится Национальной Французской Библиотеке, и которую мы скоро издадим в полном виде.

      Пребывание Генриха Валуа на польско-литовском троне столкнуло Францию непосредственно с казачеством. Знаменитый Монлюк, посол Генриха в Варшаве, предупреждает будущего короля, что «с казаками надо стараться жить в мире»[6], А в 1578 году Генрих III, уже французский король, получает из Константинополя депешу от своего посла, сообщавшего, что казаки атаковали Валахию.

      {9a} Украина в XVI веке фигурирует не только в дипломатических депешах, но и в научных трактатах. Основатель французской исторической школы François de Belleforest (Франсуа де Бельфоре, 1530-1583) в своем классическом труде “La Cosmographie Universelle de Tout le Monde” (Paris, 1575, fol.) трактует украинский народ как отдельный от поляков, имеющий «отдельный славянский алфавит, похожий на греческий, подобно другим народам: сербам, литовцам и болгарам»[7]. Французский историк и географ расселяет украинцев на Волыни, в Подолии, Киевщине, Галиции по городам: Киев, Львов, Перемышль, Холм, Белз, Луцк. (I, 1779, 1812, 1821-22)

      Одновременно с этой книгой появился не менее замечательный географический трактат «Всемирная космография», автор которого был Andre Thevet (Андре Тевет, Paris, 2 vol. fol.). Последний довольно хорошо для того времени ориентируется в украинских землях.[8]

      Он знает, что Львов заменил {9b} столицу Киев, для него существует украинский язык, на котором простой народ молится в своих церквах. Знает Thevet и то, что «Киев прежде был столицей. А теперь разрушен. Там, где некогда были королевские дворцы, храмы и монастыри, теперь кустарник».

      Но наиболее замечательным явлением в интересующем нас вопросе был монументальный труд де Ту (de Thou, 1533-1617), известного друга Генриха IV-го и идейного автора Нанатского эдикта о веротерпимости. Над своей историей де Ту работал 25 лет, все его 16 томов in folio («Historiarum libri CXXXVIII ab anno 1546 ad annum 1607») написаны на основании солидной документации.[9] Не забудем, что автор был хранителем королевской библиотеки и {10a} кроме того лично владел одной из лучших библиотек в Европе. Украина у французского историка тянется от Карпат до Черного моря, и это очень богатый и плодородный край. Отдельный экскурс де Ту посвящает казачеству, которое он не любит, но подчеркивает его силу.

      В другом десятилетии XVII века Францию стали засыпать известиями о казаках, нападавших на турецкое побережье. Посол Людовика XIII в Константинополе де Жеси (Gecy) постоянно информирует свое правительство о смелости казаков, а 9-го августа 1620 года де Жеси был личным свидетелем, как казаки атаковали Константинополь, где турецкие солдаты попрятались. С презрением к туркам 25 августа 1620 года французский дипломат сообщает, о том как казаки разрушили Варну, где было не менее 15-16 тыс. турецкого гарнизона. «Невозможно, - писал он же 17-го июля 1621 года – передать страх, что тут царит. 16 казацких чаек (лодок) проплыли даже до колонны Помпея {10b} в Константинополе, совсем недалеко от устья канала Черного Моря. Казаки уничтожают целыесела, жители из Перы и Касомбаши спасаются в арсенал» [10]

      Де Жеси был послом еще, когда казаки под предводительством славного гетмана Сагайдачного уничтожили Кафу (теперь Феодосия в Крыму), главный торговый центр невольничества. Это событие, оставившее вечную память в украинской народной поэзии и литературе, по словам французского дипломата «произвело в Константинополе больше впечатления, чем все приготовления к войне персидского шаха»[11].

      Легко представить себе, какое впечатление должны были производить в Париже сообщения де Жеси: могущественная турецкая империя дрожит перед малоизвестными казаками!... {11a} <… зачеркнуто несколько строчек …> Неудивительно, что ученый французский ориенталист Michel Baudier (1589—1645) в своей „Histoire Gйnйrale des Turcs" (Paris, 1617. fol. В 1641 году уже 4-е издание), которой пользовались в Европе вплоть до 19-го века, пишет о казаках: „Le seul nom des Cosaques йtait l'effroi et la terreur de Constantinople;car comme on eut semй par la ville un bruit qu'ils revenaient, le fer et le feuа la main, pour mettre tout а sang et en cendres. Les Turcs n'ayant point d'autresrйmиdes, que le dйsespoir, qui tient en pareils rencontres de la lвchetй marquиrent des francs (ainsi appellent ils les chrйtiens) par les croix qu'ils firentа leurs portes, et la nuit rompant leurs fenкtres a coup de pierres, criaient etmenaзaient de faire main basse sur eux. Ce qui montrait йvidemment et le dй-sorde de leurs affaires et la faiblesse de leur Йtat" (стр.994) [12].

      Судьбе было угодно, чтобы почти накануне великой украинской революции сам её автор Богдан Хмельницкий пробыл бы некоторое время во Франции, а именно в 1645 году Хмельницкий во главе отряда казаков, приглашенных Мазарини, находился в армии Конде, осаждавшего Дюнкирхен у испанцев. В другом месте я подробно рассказал {11b} этот неизвестный эпизод из жизни Хмельницкого.[13]

      Таким образом Украина к моменту революции 1648 года была сравнительно хорошо известна в Париже.

      А Литва?

      В XV веке, как видно хотя бы из воспоминаний Gilebert de Lannoy, которому недавно P. Klimas посвятил исследование[14], литовская монархия была хорошо известна французскому рыцарству. Нет сомнения, что Витаутас был отлично известен в Париже, но книгопечатания еще не существовало, и поэтому современных следов Витаутаса надо искать в рукописях XV века. Тема эта, наверно, даст свои результаты для литовского эрудита, что займется ею.

      Но пришла {12a} Люблинская уния, и в конце XVI-го века, и в середине XVII-го о Витаутасе говорят уже в французских печатных трудах, как о далеком прошлом. Правда, во Франции знают, что литовцы – отдельный и мужественный народ, но политически для Парижа Литву представляет польский король. И в этом смысле акция Радевилов силой фактов показала Франции, что Великое княжество Литовское не так уже неразрывно связано во веки веков с польским королевством, как утверждали послы, что привезли Генриху Валуа корону Ягеллонов.

      * * *

      {12b}II. Французская дипломатия и восстание в Украине. Книга Valkenier’a. Реляции графа Брежи (Brйgy) из Варшавы. Януш Радевил. Заявление Хмельницкого польским послам в Переяславле. «Gazette de Françe». Битва под Лоевым. Молдавско-литовские планы Хмельницкого. Радевил в Киеве. Конфликт Радевила с Варшавой. Польская пропаганда в Европе против Украины.

      В момент восстания в Украине в Варшаве находилось два французских посла – Брежи и Арпансон (Arpajon). Реляции их, вообще аккуратные, удивительная вещь, почему-то долго умалчивали о событиях в Украине. Умолчание это не есть случайное: французские агенты имели какое-то отношение к вспыхнувшему восстанию. Правда, тщетно ищешь документы об этом отношении во французских архивах: форма и содержание, в которое вылилась украинская революция, совсем не соответствовали желаниям Франции, и не в интересах её правительства было оставлять документальные следы {13a} о сношениях его агентов с Хмельницким в период подготовки восстания.

      Однако враги Франции не переставали ее обвинять в участии подготовки событий на Днепре. Из этих обвинений я выберу одно. В 1675 году в Амстердаме – главном тогда центре антифранцузской коалиции – появилась на голландском языке толстая книга под заглавием «Политическое и историческое описание настоящих причин войн и революций в Европе… автором которых является французская политика, стремящаяся к гегемонии»[15]. Труд этот является по сути политическим памфлетом против империалистической политики Людовика XIV-го: на протяжении почти 1000 страниц {13b} in quarto автор доказывает влияние «хищнической политики» Людовика XIV в Европе. Автором этого труда был Петр Valkenier, известный в свое время голландский адвокат и политический деятель. Характер его книги виден из фронтисписа: Европа в виде женщины борется с французскими солдатами и простирает руки за помощью. Как видно из нашего примечания, книга Valkenier’а имела  большой успех, хотя во Франции ее сжег палач, а агенты Версаля решительно уничтожали её в Европе.

      Читая внимательно книгу голландского деятеля, находишь в ней важные дипломатические информации, которые он мог получить только от лиц в курсе тайн французской политики. Я полагаю, что свои информации Valkenier мог получать от французских протестантов, тайных агентов врагов Людовика XIV-го.

      Как одно из доказательств «французских интриг» Valkenier приводит факт поддержки Хмельницкого {14a} французскими дипломатами в Варшаве. Valkenier уверяет, что под Корсунем, где были разгромлены поляки, на телах казаков нашли французские дукаты.

      Действительно, и Брежи, и Арпансон знали Хмельницкого. Первый как раз вел переговоры еще с сотником Хмельницким перед его прибытием во Францию, о чем мы упоминали выше. Оба французских дипломата были близки с королем Владиславом и знали его секрет: вызвать с помощью казаков войну с Турцией и тогда прибрать к рукам шляхту. А в этих планах, как известно, Хмельницкий должен был играть одну из главных ролей. Арпансон, который должен был командовать войсками антитурецкой лиги (казаки, Венеция и Испания), привез в 1647 году деньги Владиславу для казаков. Эти то деньги и нашли, вероятно, на трупах казаков под Корсунем.

      Когда восстание началось, {14b} французские дипломаты, неуверенные в том, не есть ли это просто специальный ход Владислава, долго скрывали от Мазарини перипетии восстания.

      Но восстание быстро перешло в революцию, Владислав умер, и, наконец, 6 июня 1648 года Брежи сообщил своему правительству «очень печальную для Польши весть: казаки обложили и уничтожили польскую армию в Украине. Сам Коронный гетман остался на поле битвы»[16].

      9-го июля Брежи присылает более подробную реляцию о событиях в Украине, рассказывает о личной обиде, нанесенной Хмельницкому «удивительно одаренному (admirablement douй)»[17], но «не в этом только надо видеть причину восстания, а {15a} в преследовании крестьян польской шляхтой, владеющей обширными поместьями в Украине, и в преследовании греческой веры. Битва под Корсунью навсегда останется мрачной памятью в истории Польши. Восстание может очень дорого стоить Короне Польской. Что будет с этим государством, если наиболее способный его военный элемент (казаки) поднял оружие? Королева (Мария-Луиза Гонзага, воспитанная при французском дворе), разделявшая симпатии покойного короля к казакам, очень печальна. И действительно ничего хорошего я не предвижу для этой Kороны».

      24-го ноября – новая реляция: «положение в Варшаве очень плохое, повсюду царит угроза приближения казаков. Эта республика как будто поражена громом. Если бы казаки действительно пришли сюда, то в столице есть не более 2000 шляхты для защиты, но шляхты, что, может быть, никогда не держала в своих руках мушкета. Повсюду поляки бегут, как {15b} перед бурей. Восстание распространяется с поразительной быстротой, и большие магнаты спасаются Вислой в Данциг, увозя отсюда свои богатства. Не надо удивляться, что казацкое восстание так быстро распространилось: казаки принадлежат к православной вере и потому все православные перешли на их сторону. Королева горько плачет»[18].

      Из реляции прусского посла Агерсбаха мы знаем, что после битвы под Пылявцами «die Konigin so consterniret worden, dass sie sich bein den Haaren gerissen…»[19]. И было от чего плакать: Пилявцы, где польская шляхта, выражаясь словами современника, имела с собой более золота, чем свинца, были апогеем унижения Польши.

      6-го декабря Брежи заговорил о Януше {16a} Радевиле: «Тут все больше и больше удивляются поведению Литовского гетмана князя Радевила, который, имея отличную армию, держится вдали от войны»[20]

      Действительно, в первом году восстания Радевил, некоронованный король Литвы, держал нейтралитет в казацко-польской войне. Оно и понятно: в Литве было много украинского населения, отношения между обоими народами были дружественными, и в XVI веке сплошь и рядом мы видим литовско-украинский фронт против Варшавы. Хмельницкий с самого начала восстания стремился всеми силами перетянуть на свою сторону Радевила, что, в конце концов, как увидим, ему и удалось. Тут заметим, что Януш Радевил был женат на Елене Лупула, дочери молдавского господаря. Мы сейчас увидим, что этот факт сыграл немалое значение в литовско-украинских сношениях.

      {16b} Заняв всю Украину, осадивши Львов, который откупился, дойдя до Замостья и заставивши выбрать королем своего кандидата Яна Казимира, Хмельницкий торжественно въехал в Киев, а потом установил свою главную квартиру в Переяславле, где нашли гетмана польские послы в феврале 1649 года. 2 апреля Брежи сообщает, что «польские делегаты вернулись с очень тяжелыми условиями Хмельницкого. Тут очень напуганы не так этими условиями, как амбицией Хмельницкого, которую он не скрыл от польских делегатов»[21].

      Не трудно догадаться, чем именно были напуганы в Варшаве. История сохранила знаменитую речь гетмана к польским делегатам: «Я теперь освобожу весь народ от польского ярма. В начале я воевал, чтобы отомстить за личную обиду, теперь буду воевать за нашу веру. Ради этого весь народ до Люблина и Кракова поможет мне… Нет, я не пойду, как вы хотите, войной на турков  и на татар.Я теперь достаточно {17a} занят в своей стране - вплоть до Львова, Холма и Галича! А дойдя до Вислы, я скажу полякам, что живут по той стороне Вислы: оставайтесь спокойны, поляки, и не двигайтесь!.. Ни один польский шляхтич больше ноги своей не будет иметь в нашей стране».

      Изучая работу французской дипломатии в XVII веке, надо иметь в виду, как источник, также и “Gazette de Françe”. Еженедельник этот, основанный Ришелье (Richelieu) в 1631 году, была строго официальным органом, и ни одна строчка в нем не появлялась без контроля правительства. Известно, что Людовик XIII сам писал в “Gazette”, а большинство французских послов за границей снабжали газету своими информациями. Часто правительство выделяло для “Gazette” то, что находило нужным, из дипломатических реляций.

      11-го мая 1649-го года “Gazette de Françe” уверяла, что «поляки очень встревожены, особенно жители Львова, где гетман Хмельницкий хвалился, что будет на Троицу» [22].

      10-го августа депеша французского посла из Варшавы: {17b}«Я посылаю условия трактата между польским королем и гетманом Хмельницким (дальше идет перечисление условий Зборовского договора). И вот отныне надо принимать во внимание территорию Украины с её границами, с вождем победителем, за которым все теперь будут ухаживать. И все-таки этот договор спасет Польшу от ужасно опасности, ибо согласно всем данным эта война должна была окончиться не в пользу поляков. Зато тут страшно обрадовались большой победе князя Радевила, одержанной над одним из главных лейтенантов Хмельницкого в Литве. Казацкий генерал, знатный муж по происхождению, пал в битве, а войско его уничтожено. Событие это даст много для размышления Хмельницкому, а король вздохнет свободнее, ибо тут не были уверены, двинет ли литовский князь свои войска против казаков» [23].

      Ян Казимир действительно мог вздохнуть свободнее: 31-го июля 1649 года под Лоевым Януш Радевил, который {18a} в конце концов выступил против Хмельницкого, разбил украинцев. В этой кровопролитной битве, которую поспешил подробно описать с приложением карт немецкий знаменитый “Theatrum Europaeum”, пал Станислав-Михайло Кричевский, кум и правая рука гетмана, старый солдат, киевский полковник из старого украинского рода из Брест-Литовского воеводства. Это он помог бежать Хмельницкому на Сечь и под Желтыми Водами перешел со своей частью, тоже украинской, на сторону повстанцев. С того времени это был лучший вождь революции, это он уничтожил силы Вишневецкого под Константиновым в июне 1649 г. и сейчас же отправился против Радевила, где и сложил свою голову, не допустивши все-таки Радевила к Киеву. Когда смертельно раненного Кричевского привезли в лагерь Радевила, рассказывает современный польский летописец «старые знакомые стали укорять его, шляхтича, что пошел с чернью, напоминали {18b} ему старые военные заслуги перед короной, а он только пожимал плечами и, хватаясь за голову, повторял одно: «подумать только, потерял я 3000 солдат». Так он и умер, жалея не о своих мятежныхпоступках, – повествует польский летописец – а болея над потерею войска»[24].

      Радевил велел отдать военные почести украинскому вождю, а кто-то в его свите зарисовал умирающего Кричевского, и портрет этот помещен в “Theatrum Europaeum”, единственный известный портрет {Кричевского}.

      В 1650 году “Gazette de Françe” аккуратно публикует сведения из Украины, конечно, все отрицательного характера. Интересно, что особенно много места официальный орган французского правительства уделяет молдавским планам украинского гетмана и вообще его сношениям с Турцией: «казаки вступили в Молдавию и осадили Господаря в Яссах» (22/IX) [25]. «Много говорят о компании Хмельницкого в Молдавии; есть основания думать, что он хочет захватить Молдавию и таким образом {19a} принять турецкий протекторат. Даже прибавляют, что султан предлагает такой протекторат и помощь 50 тысячной армии в случае, если он снова нападет на Польшу» (5/XI) [26]. «Казаки заставили Господаря выплатить им 10 00 рейхсталеров» (26/XI) [27]. «Молдавия, наконец, освободилась от казаков, так как сын Хмельницкого женится на дочери Господаря» (3/XII) [28].

      Последнее известие нашло более подробное освещение в депеше французского посла из Польши от 4-го января 1651 года: «Сейм в Варшаве занят вопросом войны с казаками. Война считается настолько необходимою, что польское духовенство пожертвовало значительные суммы. Молдавский господарь был принужден согласиться на брак своей дочери с сыном Хмельницкого. Одна дочь этого Господаря – жена князя Радевила, который таким образом породнится с Хмельницким. Вряд ли Корона (Польская) много выиграет от этого родства {19b} литовского князя и казацкого гетмана» [29].

      Опытный французский дипломат сразу понял значение новой комбинации украинского гетмана. Правда, это была интересная политическая и не только династическая комбинация. Династический союз с Молдавиею, в будущем дом Хмельницкого мог осесть на Ясском троне, обеспечивал левый фланг Украины в борьбе с Польшей, но, что было важнее, давал одновременно гарантию на правом, литовском, фронте. Подобно тому, как в XVI веке князь Острожский, вождь украинцев, породнился с Радевилами, Хмельницкий делался теперь шурином Януша Радевила, а это давало перспективы литовско-украинского союза против Варшавы. Гетман украинский отлично знал сепаратистский дух князя Януша.

      Но понимали это и в Варшаве и были этим немало встревожены, как видно из реляций графа Брежи: {20a}: «Король подозревает князя Януша Радевила в тайных сношениях с Хмельницким. Князь Радевил является вождем протестантов и давно уже под подозрением его верность к польской короне» (2 февраля 1651 г.) [30].

      Месяцем позднее французский посол возвращается к этому вопросу: «Тут много жалуются на равнодушие великого князя Литовского к войне с казаками. Страна эта (Литва) до сих пор ничего не сделала для войны и даже отказывается давать деньги, чтобы нанять войска. Под разными предлогами князь Радевил уклоняется исполнить желание коронного гетмана (Потоцкого) и ввести свои войска в Украину» (18 марта 1651 года) [31].

      Французское правительство не реагировало на слухи о союзе Хмельницкого с Радевилом – по крайней мере об этом нет ничего в архивах – но зато горячо отзывалось на молдавские проекты гетмана. В середине февраля 1651 года французский посол в Константинополе {20b} писал в Париж: «Казацкий гетман уже больше года как имеет сношения с Портою. Недавно султан послал ему грамоту, что охотно возьмет под свою протекцию казацкую нацию и что султан охотно примет в своей столице гетманских послов» [32]. Усиление Турции новым союзником – казаками – встретило в Париже холодный прием, и министр иностранных дел Бриен (Brienne) немедленно предложил своему послу «информировать его о сношениях Порты с казаками. Не в интересах короля (французского), чтобы Порта сразу получила такую значительную силу, как казаки» [33].

      Архив министерства иностранных дел скуп на документы за 1651 год, зато “Gazette de Françe” - щедра. Некоторые из её выписок следует дать:

      «Хмельницкий тратит много денег, чтобы содержать многочисленные посольства, которые пребывают при нем» (18/III 1651) {21a} [34].

      «Московский великий князь и трансильванский князь, видимо, ждут решительной битвы между казаками и поляками, чтобы проявить свои симпатии» (10/VI 1651) [35].

      «В Каменце-Подольском поймали двух шпионов Хмельницкого, переодетых слепыми певцами, которые должны были поджечь город» (24/VI 1651) [36].

      «В Варшаве перехватили письмо львовского православного епископа к гетману Хмельницкому, в котором он просил казацкого вождя прибыть скорее в город, уверяя его в верной победе. Польский король немедленно арестовал епископа, чтобы доведаться о подробностях этой измены» (22/VI) [37].

      В конце июля под Берестечком, на Волыни, через измену крымского хана, украинцы понесли страшную катастрофу. Польская пропаганда засыпала Европу победными реляциями об «уничтожении казацкой гидры». Почти одновременно “Gazette de Françe” {21b} сообщала о «большой победе князя Радевила».

      Усилия Хмельницкого на этот раз не увенчались успехом, и Радевил  в начале июля 1651 г. начал наступление на Киев, где незначительный украинский гарнизон эвакуировал город. 3-4 августа Радевил во главе литовских войск вступил через Золотые Ворота в столицу Украины, почти совершенно пустую [38]. 16-го августа в городе произошел большой пожар, почти уничтоживший Подол и французский посол передает слухи варшавских кругов, что «литовцы подожгли город, чтобы им не воспользовалась Польская Корона» (3 сентября 1651 г.) [39].

      Казаки блокировали Радевила, и он быстро оставил Киев, соединившись в начале {22a} сентября с коронными войсками. 28-го сентября было подписано новое соглашение с Хмельницким, так называемое Белоцерковское, в котором принял участие и Радевил. Литовская армия немедленно вернулась к себе, и больше мы ее не увидим. против Хмельницкого, не забывшего при личном свидании с Радевилом сказать ему укоризненно: «предки вашей княжеской милости никогда с Запорожским войском не воевали».

      Не смотря на пожар Киева, украинская культура выиграла в некотором смысле от экспедиции Радевила. В его свите находился художник Абрам фон Вестерфельд (von Westerfeld), зарисовавший ряд киевских сцен. Драгоценнейший киевский альбом Вестерфельда частично сохранился в копиях, сделанных в конце 18-го века для короля Станислава Августа в петербургском Эрмитаже. Их издал Я. Смирнов в 1908 году, и они посей день являются лучшим иконографическим источником истории Киева в половине XVII-го века. {22b}

      Французскую дипломатию все более и более занимали планы Хмельницкого на Молдавию и поведение Радевила. Хмельницкий, по информации “Gazette de Françe” от 21 декабря 1652 года «начал уже чеканить собственную монету в своей столице» [40].

      После январского сейма 1652 года французский посол  в Польше категорически доносит кардиналу Мазарини, что «Радевил является врагом короля и польских магнатов. А хитрый Хмельницкий все более и более связывается с князем Радевилом» (2/III 1652) [41].

      2 июля 1652 года польская армия была разгромлена украинцами под Батогом, и гетман Калиновский был убит. Уже неделю спустя читаем в донесении французского посла: «Ужас царит между поляками. Говорят, что Хмельницкий не скрывает своих планов, уничтожить окончательно польское государство. На Висле опять как в начале восстания стоят готовые лодки, чтобы бежать в Данциг. Положение ухудшается тем, что литовское великое княжество, видно, {23a} совершенно не намерено вмешиваться в казацко-польскую войну. В этом надо видеть решение князя Радевила, больше уже не скрывающего своего враждебного отношения к Короне Польской» [42].

      23-го июля открылся польский сейм, который заседал месяц. Одним из главных моментов сейма была история с письмами Радзейовского. Вице-канцлер Радзейовский, поссорившись с Яном Казимиром, эмигрировал в Швецию, откуда в конце мая 1652 года выслал гонца с письмами к Хмельницкому и Выговскому, Генеральному Писарю. Но письма были перехвачены поляками и оглашены на сейме. Французское правительство, видимо, быстро раздобыло копии этих писем, ибо они и сегодня находятся между рукописям Национальной Библиотеки [43]. {23b}

      То, что писал Радзейовский не могло не возбудить наибольшего внимания в Париже. Польский эмигрант уверял Хмельницкого, что сумел заинтересовать королеву Кристину обидами, нанесенными казакам, и королева заявила, что готова войти в союз с Украиной, если последняя того хочет. Радзейовский советует сейчас же выслать уполномоченных послов в Стокгольм для подписания договора. Королева Шведская отлично говорит и пишет по гречески, и поэтому недурно было бы, если бы украинский посол говорил по гречески. Радзейовский выхваливал Хмельницкому характер Кристины, силы её войска и уверял, что Швеция накануне войны с Польшей. Как только будет подписан договор с казаками, шведская армия выступит и через Литву и Белую Русь соединиться с казаками и тогда Украины быстро раз навсегда освободится. На полях копии письма Радзейовского есть пометка, что она читалась во французском Королевском Совете. Неизвестно, что именно там говорилось  о планах {24a} Швеции, но нет сомнения, что письмо Радзейовского произвело впечатление: оно затрагивало все интересы Франции на востоке Европы. К тому же почти одновременно пришла тревожная реляция из Константинополя: «Султан не только согласился на брак дочери Лупулы с сыном Хмельницкого, но и обещал последнему инвеституру на часть Молдавии.» (9/VIII 1652) [44].

      Ответ Бриена на эту реляцию ясно рисует тревогу в Париже: «Возможно, что Турция со временем захочет из сына казацкого гетмана сделать Господаря, и тогда казацкая сила протянется вплоть до Дуная. Между тем существует старое государственное правило, что те, у кого имеются глаза, чтобы следить, не должны допускать увеличения земель своих соседей» [45].

      Но брак Тимоша Хмельницкого совершился. 16-го ноября 1652 года “Gazette de Françe” сообщала, что «сын гетмана Хмельницкого во главе 4000 кавалеристов вступил в Молдавию. Первого числа минувшего месяца состоялся его брак с дочерью Господаря» [46].{24b}

      План старого Хмельницкого удался: он породнился с Радевилом, и родство это незамедлилодать политические результаты. 17 марта 1653 года французский посол сообщает, что «Молдавский Господарь, Хмельницкий и Радевил имеют между собой секретную переписку». 22 апреля он же сообщает: «я знаю, что два сейма состоялись, один у Хмельницкого, другой у Радевила, и они оба заключили соглашение, согласно которому казацкий гетман не будет воевать с литовским князем, а последний не будет помогать полякам. Это соглашение не трудно было предвидеть с тех пор, как оба вождя породнились» [47].

      Посол имеет в виду Брестский сейм в апреле 1653 г., где Януш Радевил получил Виленское воеводство. Поляки {25a} были очень настроены против Радевила, который прибыл на сейм в сопровождении 3000 воинов и был встречен с бульшим почетом, чем сам король. Действительно, под влиянием Радевила сейм не вотировал кредитов на новую войну с казаками. По поводу этого Альберт Радевил, литовский канцлер, глава так называемой Несвижской линии Радевилов, клерикал и полонофил, меланхолически отмечает в известных своих мемуарах: «Речь Посполитая осталась без всякой защиты, надеясь отныне только на Господа Бога и Божью Матерь».

      В половине августа пришли не менее интересные сведения от французского посла в Константинополе: «Тут находится огромное казацкое посольство, которое привезло в подарок султану закованного польского вельможу. Посольство имело аудиенцию у Великого {25b} Визиря. Когда императорский (австрийский) посол жаловался Визирю, что Порта поддерживает врагов Польши, Визирь уверял его, что это неправда, что хотя Султан и принимает пословот Хмельницкого, но далек от того, чтобы поддерживать его. Но это только восточные отговорки; по моим сведениям, Султан очень сблизился с Хмельницким и послал ему посла с подарками» [48].

      Прав был, конечно, французский посол. Посылая свою реляцию, французский посол приложил информации тайного своего агента во Львове о положении дел в Польше. Из этих информаций выбираю любопытные факты об отношении Варшавы к Радевилу. Последний, если верить французскому агенту, упрекал поляков в трусости. Поляки, имея почти 10000 войска всё кричат, что Литва ничего не делает против казаков. А между тем сами поляки, даже окружив Хмельницкого под Берестечком, не могли с ним {26a} покончить. «Только, продолжает французский агент, заявлениям Радевила  никто тут не верит, ибо коль не сомневается в его нелояльности. Если бы Литва, действительно, также боролась бы с казаками как Корона, давно сидел бы Хмельницкий на колу, но князь Радевил не хочет бороться с казаками схизматиками итакими же еретиками, как он сам» [49].

      Видя, что враждебное кольцо все более сужается вокруг Польши, Варшавский двор развивает сильную антиукраинскую пропаганду в Европе, на что поляки всегда были большие мастера. Польский вице-канцлер обратился целым мемуаром к германскому сейму, выписки из которого французский посол в Ратисбоне поспешил переслать в Париж. Поляки уверяли, что казацкая опасность угрожает всей Европе. Если эти варвары уничтожат польское войско, они кинутся потом {26b} на немецкие владения и вообще на всех христиан. Подобно древним гуннам и вандалам, казаки могут завладеть Германией, Италией и Испанией [50].

      В сентябре 1653 года Тимош Хмельницкий, защищая своего тестя Лупулу в Сучаве, пал в бою с поляками. Последние засыпали Европу своими пасквилями на сына Хмельницкого, изображая его садистом, эротоманом, варваром и т.п. Любопытно, что вся эта пропаганда не имела успеха: «Theatrum Europaeum» молчит о всех этих польских небылицах, а {27a}, наоборот, описывает смерть молодого Хмельницкого с большой объективностью и уважением к его храбрости, проявленной в боях. “Gazette de Françe” со своей стороны 15 ноября 1653 года сообщает кратко, что «сын гетмана Хмельницкого умер от раны полученной во время штурма Сучавы».

      * * *

      {27b}III. Первое московское посольство в Париже. Союз Украины с Москвой. Отношение к нему Франции. Выступление Карла Х шведского. Кейданское соглашение Литвы с Швецией. Проекты раздела Польши. Ракочи.Хмельницкий не удовлетворяется предложениями Швеции. Посольство Австрийского Императора в Украине. Вторжение казаков в Польшу. Хмельницкий и Богуслав Радевил. Присоединение Пинщины к Украине. Общая граница между Украиной и Литвой. Договоры с Швецией о самостоятельности Украины и Литвы. Французский представитель в Украине. Смерть Богдана Хмельницкого.

       {28a}В один из октябрьских дней 1654 г. граф де Бриен, французский министр иностранных дел, получил известие от своего посла в Голландии, что посольство Московского царя направляется в Париж. Тут были немало заинтригованы этим первым московским посольством, теряясь в догадках о его цели.

      В январе 1654 года в Переяславе состоялось соглашение Хмельницкого с Царем: Москва брала под свою протекцию Украину, обязавшись помочь ей в войне с Польшей. Последнее только и интересовало Хмельницкого, который вряд ли мог предвидеть, каким несчастьем для Украины кончится Переяславское соглашение.

      2-го мая 1654 года Царь Алексей объявил войну Польше, но в этом объявлении совсем умолчал об Украине, а придрался к москофобским книгам, что печатались в Польше. Поляки тогда, как и теперь, сильно рекламировали {28b} в восточной Европе свою дружбу с Францией. Они  распространяли слухи, что их королева была сестрою Людовика XIV-го, тогда как на деле Мария Луиза де Гонзага только воспитывалась при французском дворе. Но Москва, оторванная от Европы, искренне верила польской пропаганде и, желая заручиться нейтралитетом Франции, выслала посольство с объяснением причин войны.

      В половине октября 1654 г. Бриен принял чиновника из Руана (Rouen), сопровождаемого переводчиком московского посольства. Это был фламандец из Москвы по имени Визнер, которого голландцы приставили к посольству. Этот переводчик знал фламандский и русский, но не знал ни слова по французски. По всему Парижу искали и не нашли знающего русский язык. Нашли только банкира, знавшего фламандский язык и с его помощью Бриен понял, что московское посольство находится уже в Гавре и просит отпустить {29a} ему деньги на путешествие в Париж.

      Благодаря рукописи библиотеки Французской Академии, воспоминаниям шефа протокола при французском дворе Berlise Faure [51], мы можем подробно проследить любопытную одиссею первого русского посолства во Франции. Французские финансы тогда не были в блестящем состоянии, к тому же скупость  Мазарини известна, и переводчику ответили, что пока король не отпустит ни копейки, а когда посольство прибудет в Париж, тогда видно будет.

      Между тем московское посольство, возглавляемое Константином Герасимовичем Нащокиным и дьяком Богдановым, пустилось в путь и через несколько дней прибыло в Сен-Дени, где остановилось в гостинице {29b} «Королевская шпага», ожидая там денег. После долгих совещаний регентши Анны Австрийской, Мазарини и министра финансов решено было открыть кредит в 2400 ливров. Это была очень скромная сумма: больше в Париже тратили на посольство маленького немецкого княжества.

      1-го ноября Берлиз-Фор (Berlise Faure) отправился с придворными каретами в Сент Дени. Московские послы усадились в двух каретах: в первой посол и дьяк, во второй секретар посольства, чиновник французского министерства иностранных дел и фламандец. Восемь лакеев в разноцветных ливреях сопровождали кареты. Парижане с любопытством разглядывали длинные бороды и высокие шапки послов, принимя их за турков или персов.

      9 ноября был день королевской аудиенции. По обычаю, посол должен был сначала представиться регентше, королеве Анне Австрийской. {30a} Но Нащокин категорически отказался следовать придворному этикету: он хотел иметь дело только с королем. Велико было негодование французов. Целый день прошел в спорах, французы уступили. Под вечер состоялась аудиенция в Лувре. Малолетний Людовик XIV, окруженный Бриеном и двором, принял послов в большом салоне, от которого сегодня не осталось следов. Нащокин вручил царское письмо и пустился в длинные перечисления титулов своего монарха. Переводчики начали переводить, когда Нащокин внезапно разгневался, ибо король не встал, когда читали царские титулы.

      Письмо Алексея Михайловича исчезло, но в Национальной библиотеке есть его рукописная копия (Français. 20161). Это был обвинительный акт против поляков, виновных в том, что в своих печатных произведениях искажали царские титулы. {30b} В доказательство Нащокин представил ряд польских книг, где «все эти гадости были напечатаны». Книги, впрочем, тоже не сохранились.

      После королевской аудиенции Нащокина повезли к регентше, где произошел новый инцидент. Переводчик, непривыкший к славянской транскрипции, запутался в бесконечных царских титулах, что вызвало снова гнев посла. С большим трудом Анна Австрийская успокоила его.

      Проходили дни. Посол, казалось, забыл о своей миссии. Когда Берлиз Фор предложил ему осмотреть город, Нащокин ответил, что Париж его не интересует. Большую часть своего времени посол пьянствовал со своим дьяком и бедный шеф протокола с ужасом отмечает в своих воспоминаниях, что посольство ежедневно выпивало на счет казны восемь литров водки. Напившись, послы скандалили и дрались. Однажды драка приняла {31a} такие размеры, что почетная швейцарская гвардия должна была вмешаться.

      Так продолжалось 20 дней. Французское правительство, которому все это надоело, поручило Берлизу Фору отправить послов. Нащокин, нисколько не обидевшись, потребовал королевского письма царю. В конце концов король ответил посредничеством между Москвой и Польшей. После долгих переговоров удалось выпроводить странных послов, оставивших в Париже мало приятных воспоминаний.

      Хотя Нащокин ни слова не проронил об Украине, Париж был отлично информирован о положении дел, что видно из донесений французских послов. 4 мая 1654 года французский посол в Варшаве писал: «Хмельницкий, везде ищущий союза с врагами Польши, нашел нового союзника в лице Московского Великого {31b} князя. Они заключили договор протекции и дружбы и таким образом московский князь приобрел большую вооруженную силу. Соглашение Хмельницкого тут произвело большое впечатление, но едва ли оно долго продержится, ибо казацкая нация есть нация свободолюбивая и не сможет жить под протекторатом Московского князя, монарха варварского и деспотического» [52].

      Три дня спустя Chanut писал из Швеции: «сюда прибыли послы Московского князя, которые передают, что казаки в Украине уже более полгода находятся под протекторатом их монарха. Шведский канцлер ответил, что не имеет об этом никаких сведений» [53].

      «Мне передают, читаем в реляции от первого июня из Варшавы, что московские послы будут также при дворе Его Величества (Людовика XIV-го). Тут в Польше точно не знают, с чем приехали эти послы {32a} но видно, что московский князь,настроенный на войну Хмельницким, хорошо подготовился к войне» [54].

      Вот почему 2-го февраля 1655 г. де Бриен писал своему послу в Швеции: «про казаков московские послы тут ничего не говорили, но зависимость их от московитов неприятна для интересов короля» (французского) [55].

      Франция заняла враждебное положение к союзу Украины с Москвою. Это следует также из сведений, печатавшихся в «Gazette de Françe» в 1654 году, которые и процитируем тут:

      «Киевский митрополит оставил Киев, не желая выносить реформ московских попов в его церквах. Хмельницкий очень недоволен, что {32b} московские воеводы, присланные царем, претендуют на более абсолютную власть, нежели он сам имеет в Украине» (25 апреля) [56].

      «Московские воеводы, прибывшие в Украину, стараются укрепить авторитет своего монарха таким образом, чтобы Хмельницкий ничего не мог сделать, если бы даже он и не хотел более исполнять своего соглашения с московитами, о чем, кажется, он все больше и больше думает. Гетман боится, и совершенно правильно, что укрепивши свой авторитет в Украине, Московский Великий князь отставит совсем Хмельницкого» (2-го мая) [57].

      «Гетман Хмельницкий видит, куда приводит московский протекторат. Москва хочет перекрестить на свой лад казаков, что очень не нравится населению, особенно недовольны священники в Украине. Много казацких полковников отказались присягнуть царю» (9-го мая).

      Как видим, французский официальный {33a} орган был отлично осведомлен и сразу заметил конфликт Украины с Москвой, в котором симпатии Франции не были на стороне Москвы.

      Польша сразу оказалась бессильной перед наступающими на востоке врагами. Московские войска быстро заняли Гродно, Ковно и Вильну, где, как сообщает французский агент Des Noyers, «перебили всех жителей, без различия пола, и уничтожили прекрасную капеллу св.Казимира». Одновременно многочисленная армия Хмельницкого наступала на юге. Теперь пришел час Швеции, зорко следившей за событиями в Польше. Преемник Кристины, молодой Карл-Густав, согласно выражению Боссюе (Bossuet) «напал на Польшу, как лев и держа в своих когтях добычу, готовился её растерзать». Польша очутилась перед полной катастрофой, и её резидент в Париже умолял о помощи кардинала {33b} Мазарини, не забыв подчеркнуть, что «источником всех теперишних несчастий Польши является Хмельницкий».

      Это и так знали в Париже. Послом французским при Карле Х шведском теперь был талантливый d'Avangour, который сопровождал короля во всех его походах и который пользовался его уважением. D'Avangour был хорош также с канцлером Оксенштерна (Oxenstierna) и поэтому его реляции являются очень ценными. Уже 11 мая 1655 года d'Avangour сообщал Бриену про «раздел Польши. Враги её разделяют корону, как будто её уже не существует» [58].

      Пять дней спустя он сообщает про «тайные переговоры князя Радевила с шведским королем. Нет сомнения, что переговоры эти увенчаются успехом, ибо Радевилл давно хотел свергнутьзависимость от польского короля» [59]. Знаменитое Кейданское литовско-шведское соглашение состоялось 20 октября 1655 года и уже через 8 дней {34a} d'Avangour передавал, что «король шведский подписал договорные статьи литовцам. Он обязался отвоевать для князя Радевилла провинции, захваченные московским князем. Как видно, обратно получить литовское княжество польский король имеет мало надежды. Этот важный документ (Кейданское соглашение) я вам посылаю» [60].

      Действительно, копия документа имеется в архиве, но что более интересно, Мазарини счел нужным ознакомить с ним французскую публику и передал для напечатания его в «Gazette de Françe». Номер 168 (стр. 1413-1416) этой газеты от 1655 г. содержит текст: «Acte d'hommage rendu par la Noblesse et les Estats du Grand Duchй de Lithuanie а Sa Majestй Suйdoise. Donnй а Keydan  {34b} au mois d'octobre 1655» [61].

      3 января, нового 1656 г., d’Araugour подтвердил своему правительству, что «шведский король есть полный хозяин Жемайтии благодаря своему союзу с князем Янушом Радевилом, который всемогущий в этом крае» [62]. Но уже шесть дней спустя должен был написать, что князь Радевил умер в Тикоцине, но польский король мало от этого выиграл. Кузэн его Богуслав Радевил продолжает политику умершего князя относительно Швеции» [63].  Двумя днями позднее d'Avangour узнал по секрету, что «»канцлер шведский Oxienstierna выготовил по приказанию своего короля план раздела Польши, согласно которому шведы получат страну между реками Netze, Wartha, Vistule, Boug, Dvina и море, то-есть все морские провинции. Несколько воеводств Подляшья, Полесье и часть Литвы составят независимое  {35a} государство в династии Радевилов. Остальные земли получат пруский курфюрст и казаки»[64]. Как увидим, вскоре этот проект оформился и соответствующими договорами.

      Очень интересное сообщение предоставляет французский посол в Польше де Люмбр (de Lumbres), что «польские магнаты очень боятся, чтобы шведский король не провозгласил бы свободу крестьян, натравив их таким образом на войну со знатным дворянством» (13/V 1656) [65].

      Карл Х все более сближался с Хмельницким и 29 июля 1656 «Gazette de Françe» сообщала, что «шведский король берет под свою протекцию казаков, к которым направил посла Frissandorf, бывшего резидента в Португалии». В действительности дело ещё не дошло до протектората.

      В августе 1656 г. Варшава была взята Карлом Х, что произвело потрясающее впечатление в Европе. D'Avangour спешит сейчас же передать о свидании {35b} Карла Х Шведского с курфюрстом Фридрихом Вильгельмом «оба провели время в разных забавах, но не забывали о разделе Польши. Я узнал, что польская шляхта особенно дрожит за порты Данцига (совр. Гданьск, ред.) и Эльбинга (совр. Эльблонг, ред.), где они сбывают хлеб, лес, лен. Поэтому, чтобы сохранить эти порты, поляки готовы навсегда отказаться даже от Литвы» [66].

      Поляки очень любят, даже говоря об истории, кричать о том, как они защищали Христианство от Ислама. В действительности это делалось литовскими и украинскими руками, а вот что доносил 5/IX 1656 d’Avangour «поляки вместе с своими союзниками татарами уничтожили на протяжении нескольких дней 15 городов, 250 сел и 40 церквей в Восточной Пруссии. В Любеке на глазах короля и королевы польской татары продавали мужчин и женщин, как на базарах Константинополя, за самую дорогую женщину давали 30 дукатов» [67].

      Какой-то агент французский, вероятно священник, {36a} который по достоверно неизвестным причинам получил аудиенцию у канцлера Оксенштерна, отписал канцлеру Мазарини, что в окружении короля не сомневаются в исчезновении польского государства «cuius partem Mosco, aliam Cosacis, aliam Transylvano, aliam Razivilio suecus distribuet"» (15/IX 1656).

      Надо сказать, что Мазарини в это время имел все симпатии к Карлу Х-ому, ибо польская королева (Ян Казимир, вообще, мало значил в политическойжизни) открыто вела австрофильскую политику. Этим объясняется инструкция Мазарини своему послу в Швеции передать послам Хмельницкого при Карле Х «насколько вредит их интересам союз Императора с Польшей».

      Неожиданно Польша получила нового страшного врага; 31 декабря 1656 г. трансильванский князь Rakoczy (Дьёрдь Ракоци), в союзе с Хмельницким и Богуславом Раздивилом, вторгся в пределы Польши. D’Avaugour, получив {36b} манифест Ракоци об объявлении войны, где между прочим трансильванский князь ссылается на свой союз с казаками, поспешил передать его французскому правительству («Manifeste de G. Ragocy contenant les raisons qui l'ont dйcidй а faire laquerre а Pologne») [68].

      Ян Казимир в отчаянии обратился за помощью к австрийскому Императору официальным письмом. Вена, особенно с тех пор как её заклятый враг Ракоци выступил против Польши, решительно становится на сторону Польши. Ключ спасения Польши лежал тогда в Чигирине, столице Хмельницкого, и Император высылает официального посла, епископа Парцевича к Хмельницкому. В то время как императорский посол пустился в далекую дорогу, в Чигирине находился уже Велинг, посол Карла Х-го, который привез Хмельницкому следующие продложения шведского короля: Киевское, {37a} Черниговское и Брацлавское воеводства, передачу шведам главных коммуникационных артерий Украины – Днепра, Днестра и Буга и вассальную зависимость. Хмельницкий отказался даже говорить с шведским дипломатом о таких условиях и велел через своего канцлера Выговского передать Велингу, что лошади для него уже готовы на обратную дорогу, ибо он, Хмельницкий, должен иметь «всю Украину, где была православная вера и где сохранился украинский язык, то есть до Вислы». Велинг поспешил на глазах Выговского разорвать королевскую инструкцию с неприемлемыми для украинского гетмана условиями [69].

      Первого марта 1657 г. в Чигирин прибыл барон Парцевич, посол Австрийского Императора, с личным, письмом последнего, который предложил свое посредничество между Хмельницким и Яном Казимиром. 18-го апреля гетман вручил свой ответ {37b} Императору: он де ничего не имеет против мира с Польшей, но при условии, что целостность его государства не будет нарушена: «Si tamen securitati integritatique status nostri nulla inferatur injuria» [70]. Парцевич с удивлением сообщал Императору, что нашел в Чигирине целый дипломатический корпус: двух шведских послов, двух от Ракоци, посла князя Богуслава Радевила, московского посла, турецкого, татарского, послов Польши, Молдавии, Валахии. А французский посол в Варшаве де Люмбр, узнавший о посольстве Императора, предупреждает Мазарини, что «надо зорко следить за комбинациями Императора в Украине и Литве». Князь Богуслав {38a} Радевил тоже имеет какие-то сношения с Императором [71].

      Хмельницкий умолчал в своем ответе Императору, то, о чем французский посол в Швеции Терлон (Terlon) сообщал в Париж, а именно, что 11 апреля 1657 г. шведская армия во главе с Карлом Х соединилась с армиями Ракоци и казаками, которыми командовал Антон Жданович, старый ветеран козацко-польских войн. Встреча коалиционных армий сопровождалась блестящими празднествами. Играла музыка, гремели пушки и казалось, что это праздник на могиле Польши. Представитель князя Радевила пил за успех союзников, ибо он тоже получает немалую часть при разделе Польши. Немедленно армии двинулись вперед, причем «казаки Ждановича уничтожают все на своем пути. Наше шествие (Терлон находится при армии), происходит при свете беспрерывного пожара» [72]. {38b}

      Украинская армия, действительно, получила приказ уничтожать все на своем пути, но не трогать земель, населенных украинцами, а особенно беречь Львов, относительно последного Хмельницкий отдал хорошо известный приказ «чтобы с жителями этого города поступали, как с нашими собственными людьми».

      «Хмельницкий – писал французский посол в Польше de  Lombres (Люмбр) в половине июня – настолько связан с князем Богуславом Раздивилом, что готов из-за него выступить против царя» [73]. Информация французского посла была правильна: после смерти Януша Радевила украинский старый гетман взял под свое покровительство осиротелую семью литовского вождя и потребовал у царя немедленно вернуть все земли, конфискованные у семьи Януша Радевила. Князю Богуславу Хмельницкий обещал защищать его земли против царя даже оружием.{39a}

      Хмельницкий упорно до конца своих дней проводил в жизнь идею украино-литовского союза. 20 июня 1657 года произошло событие, еще более скрепившее эту идею.

      В этот день состоялась в Чигирине «присяга их милостивых панов шляхты пинской гетману Богдану Хмельницкому». Отныне Украина имела общую границу с независимой Литвой и граница эта отделяла Польшу и Москву, одинаково грозившим и Украине и Литве. Пинщина, Турово-Пинская земля эпохи Киевской Руси, после Люблинской унии составляла Пинский повет(vertime ukrainietiškai – „повiт”) Брест-Литовского воеводства в Великом Княжестве Литовском. Тут сохранился украинский язык в официальных актах, ибо не было полонизации. Шляхта пинская всегда было мостом между Украиной и Литвой. В начале XV века эта шляхта составляла опору князя Свидригайла против полонофила Ягайла. {39b} Эта шляхта пинская в вербноевоскресенье 1440 г. «по решению всех панов и мужей Руси» убила великого князя Жигимонта, отомстивши за погром, что этот Жигмонт пять лет перед тем совершил над Свидригайлом в битве на реке Святой. Пинский князь Юрий тогда же силой спас Волынь от присоединения к Польше и не дал оторвать украинские земли Литвы. А в конце 16-го века Флориян Гедройц, Павел Кмита и другие «земляне пинские» оружием боролись против «ляшских новинок», т.е. полонизации. Как видим, Хмельницкий и пинская шляхта следовали за старой традицией.

      De Lombres, конечно, всего этого не знал, но сообщая Мазарини о союзе пинской шляхты с украинским гетманом, уверял, что все это произошло по советам Богуслава Радевила, что вполне возможно. Богуслав Радевил был политик большого ума и ждет ещё своего беспристрастного историка, {40a} который смоет от этого мужа пятно клеветы, пущенной поляками в XVII веке, за которой следует польская историография. Современная Европа, впрочем, отлично сознавала значение украинско-литовской комбинации, что видно хотя бы из редчайшей голландской летучки «Kluchtighe Samenspraek tusschen Poolen, Sweden en andere Potentaten (s. 1. 1657. 4°. fl. 4)». Брошюра эта, в стихах, содержит диалоги, вложенные каким-то анонимным автором в уста Хмельницкого, Яна Казимира, Януша Раздивила, Франции, Голландии...

      На великое несчастье Украины и Литвы старый гетман доживал уже последние дни: 10 лет ежедневной войны, организации, дипломатии подорвали этот железный организм. Но перед смертью он видел, по крайней мере, торжество своих идей, и не вина Хмельницкого, что его наследники потеряли все то, что {40b} гетман получил оружием и умом.

      Карл Х уступил во всем, и в Чигирин прибыл знатный посол Лилиенкрона с актом шведского короля, уступавшего Гетману все украинские земли Польши. “Declaramus et verbo nostro Regio sub fide Juramenti... promittimus... quod... Nos neque successores nostros in eas terras... quos campiductor Militiae Zaporoviensis loco satisfactionis sibi vindicare volunt, aliquid praetensuros, in earum possessione turbaturos vel quogue modo Ipsis praejudicaturos, sed Nos semper ad sinceram et non fucatam cum Ipsis amicitiam ac bonam correspondentiam colendam paratos fore” [74].

      Карл Х признавал независимость Украины на всех её этнографических землях, кроме Подляшья, отходившего к Богуславу Радевилу. И Карл Х и Хмельницкий гарантировали Богуславу Радевилу суверенное владение княжества Слуцкого, воеводства Новогрудского и пограничных с Украиной литовских земель. {41a} Взамен этого украинский гетман и литовский князь гарантировали Карлу Х шведские владения в Польше. От Черного моря до Балтийского устанавливалась коалиция Украины-Литвы и Швеции «как будто польской короны не существовало», как доносил московский посол в Украине боярин Бутурлин.

      Умирающий гетман, уже в постели, принял, нарочно в присутствии разных дипломатов, в том числе и московских, Лилиенкрону с большими почестями, 22 июня 1657 года. Вечером гетман велел занести его в помещение шведского посла, чтобы увидется с ним.

      В эти дни в Чигирине находился уже и французский представитель. Франция не могла оставаться равнодушной к новому политическому центру в Восточной Европе. Французский дворянин Celiorier, служивший долго в шведской армии и понимавший по украински, отправился в Чигирин. {41b} Канцлер Выговский принял его очень дружественно, уверяя, что Хмельницкий уважает великого и могущественного французского короля, который занимает такое высокое положение в христианском свете. Celiorier, видимо, самого Хмельницкого не знал лично, но был при его похоронах, которые,  как сообщал он правительству, были «наиболее прекрасными из всех похорон, что когда-либо видели в стране казаков» [75].

      Нам известно об этих похоронах, но интереснобудет вспомнить о нихещё раз. Гетман умер 27-го июля 1857 года, но похороны оттянули почти на месяц, словно не хотели расстаться с вождем. 23-го августа хоронили Хмельницкого на его семейном хуторе Суботове. После похорон в церкви под балдахином поставили портрет покойника с надписями, перечислявшими заслуги Хмельницкого перед Родиной. Личный секретарь гетмана Самийло Зорка, произнес речь, которая долго хранилась в разных копиях на {42a} Украине:

      «Милостивые паны полковники Войско Запорожское и вся Украина! Пришлось теперь нам после веселых часов, печальные слышать возгласы и обливаться слезами, ибо хороним гетмана нашего Богдана Хмельницкого, воистину от Бога данного нам вождя, скошенного немилосердной смертью.

      Умер, бессмертельную оставив славу, этот добрый вождь, при котором не только мы, его помощники, но и вся Украина могла надеяться на долгие и счастливые годы. Умер тот, которому вместе с вами всемогущая рука Божья давала везде помощь против польских сарматов, ибо выступили вы в защиту своих прав и свобод. Умер тот, от пушек и мушкетов которого дрожали стены не только Сарматии (Польши), но и бурного Эвксинопонта (Константинополя) замки и крепости. Умер, наконец, тот, делами {42b} которого оживленыи немогутуже никогда исчезнуть права и свободы Украины.

      Будет слишком долгоперечислятьподвигиваши рыцарские, которые вы при вожде гетмане Хмельницком совершили во многих местах, выступив за попранные поляками права наши. Пускай человеческим языком об этих подвигах рыцарских расскажут поля и долины, вертепы и горы. Пускай расскажут, что вы совершили с Божьей помощью на Желтых Водах, под Корсунем, под Пылявцами, под Збаражем, под Зборовом, под Берестечком, под Белою Церковью, под Львовом, под Камянцем-Подольским и Жванцем, под Батогом и Охматовом и в других многих местах, которые не перечислю.

      К тебе, милый наш Вождь, обращаюсь с скромной моей речью! Гетман славного Войска Запорожского и всей Украины, Богдан Хмельницкий! К тебе, теперь {43a} Заколоченного четырьмя досками, говорю, к тебе теперь молчаливому, тогда как ещё недавно на твой приказ 100000 войск отзывалось!... Скажем одно слово, научи нас, что мы должны делать?»

      …

      В этой трогательной речи чувствуется тревога, охватившая помощников Хмельницкого, сумеют ли они продолжать дело великого гетмана. Увы, они не сумели, хотя все были отважны и честны. Почему и как они не сумели не входит в данный сюжет.

      2-го сентября de Lombres сообщил Мазарини о смерти гетмана, прибавив: «король (Ян Казимир) на протяжении двух лет избавился от самых страшных своих врагов: гетмана Хмельницкого и князя Януша Радевила. Дело последнего продолжает князь Богуслав, а что будет у казаков пока ещё трудно сказать» [76].{43b}

      На этой реляции, где стоят рядом имена Хмельницкого и Радевила, мы и закончим пока обзор десятилетних литовско-украинских сношений, освещенных через призму французской дипломатии.

       Elie Borščak

      Paris. 1931.X.

* * *