На главную Аккаунт Файлы Ссылки Форум Учебник F.A.Q. Skins/Themes Модули
Поиск
Блок основного меню

    Banderia Prutenorum
    Литовская Метрика

Блок информации сайта
Администрация
Deli2Отправить Deli2 email

memorandum
Рекомендовать нас
[Biblio]
Книг в базе:
В базе 35 книг
Посетители сайта
Платонов С.Ф. ИСТОРИЧЕСКИЕ ОЧЕРКИ
Опубликовал: Deli2 , Создано: Jul-18-2005

Платонов Сергей Федорович

      ИСТОРИЧЕСКИЕ ОЧЕРКИ

Спб., 1994.

отрывок стр. 62-79


      …претенденты и все сразу же перессорились независимо от Москвы. Дании предстояла немедленная борьба со Швецией за Эстляндию, и обе эти державы не могли одновременно считаться еще и с Москвой. Поэтому Дания предложила Грозному полюбовный раздел в пределах Ливонии, и Грозный пошел на эту сделку в такой форме, что датские послы били ему челом от его приятеля Фредерика, короля датского и норвежского, о том чтбы ему, Ивану, отписать к Датскому королевству его долю «в моей великого государя Ивана, божей милостию царя всея Русии, в отчине, в Ливонской земле»; и царь датского короля «для его челобитья и прошения» пожаловал, его долю ему отписал. Это было в 1562 году, а восемь лет спустя между Данией и Грозным состоялось новое соглашение, по которому обе стороны, признавая верховные права на Ливонию за Грозным, передавали ему эту страну целиком, с городами, «которые ныне за литовским и за Свейским (государями)» - в обладание датскому «королевичу», герцогу Магнусу. Грозный «учинял его на своей отчине, на Лифлянской земле королем» и писал : «и коруну ему дадим от своей руки царского величества и быти ему поданным голдовником». (Голдовник, - вероятно, с польского - значит: данник, вассал.) Такого рода компромиссами устранялась опасность войны за спорные города и земли между Москвой и Данией, но не достигалось внутреннее согласие. Обе стороны вели свою особую политику и не столкнулись в конце-концов лишь потому, что военное счастье отвернулось от них и перешло на сторону их врагов - Швеции и Речи Посполитой. Равным образом Швеция не сразу вступила в открытую борьбу с Москвой. Она находилась накануне своей «семилетней» (1563-1570) войны с Данией, предметом которой между прочим было и обладание Эстляндией. Поэтому шведам нельзя было дробить сил, и, занимая своими войсками поддавшийся им Ревель, они в тоже время вели мирные, хотя и не особенно благожелательные переговоры с Москвой. В 1561 году между Москвой и Швецией был даже подтвержден мирный договор прежних лет по случаю вступления на престол нового шведского короля Эриха «по тому ж, как прежде сего с отцом его было перемирье». За то король польский Сигизмунд-Август немедленно после того, как заключил договор о протекторате с властями Ливонии (1559г.), предъявил Грозному требования о прекращении войны в Ливонии (в январе и августе 1560г.), поставив сроком для этого прекращения 1 апреля 1561 года. В тоже время королевские отряды появились на театре войны, и литовский гетман Ходкевич понес первое поражение от Курбского. Так для Москвы война Ливонская перешла в войну с королем или «с литвою».

      (62) Грозный бодро встретил это тяжелое политическое осложнение. Он не оставил Ливонии и в то же время перенес войну в пределы Литовского великого княжества. В начале 1563 года ему удалось нанести врагу чувствительный удар. Большое московское войско осадило и взяло Полоцк, а передовые его отряды явились пред Вильной. Падение Полоцка произвело огромное впечатление в Речи Посполитой: несмотря на большую победу, одержанную гетманом Н.Радзвилом над московской ратью в 1564 году, Литва хотела мира. Она шла даже на то, чтобы добыть длительное перемирие ценой уступки Москве занятых ею частей литовской территории. Возможность приобрести таким образом Полоцк соблазняла Грозного. Но сам он не решил дела а созвал (28 июля - 2 июля 1566 года) земской собор - представительное собрание высшего духовенства, боярства, служилых людей, «гостей и купцов и всех торговых людей» (то есть представителей торгово-промышленного класса). Собор отклонил перемирие на предложенных условиях и высказался за продоложение войны в надежде на дальнейшие воинские успехи. Война продолжалась, но вяло: военные действиия шли с переменным счастьем и чередовались с попытками мирных переговоров. В 1570 году было заключено перемирие на основании uti possidetis (кто чем владел в данное время); срок перемирия был условлен трехлетний.

      Однако война с Речью Посполитой возобнавилась не через три года, а только через семь лет - в 1577 году. Промежуток времени с 1570 до 1577 года был полон очень важными для Москвы и для самого Грозного событиями. Во-первых, встала серьезная опасность со стороны Турции и Крыма; во-вторых, произошел разрыв со Швецией, и в-третьих, возник было вопрос об унии Москвы с Литвой (и даже Польшей) путем избрания Грозного на литовский и польский престол по смерти корля Сигизмунда-Августа, но разрешился полной неудачей московской кандидатуры. Сложность политических событий в эти годы была чрезвычайной, и увеличивалась она еще тем тяжелым внутренним процессом который обнаружился внутри Московского государства и разшатывал его внешнюю мощь.   

      Турки и татары начали действовать против Москвы еще в 1569 году. Весной этого года султан Селим послал на Астрахань значительные силы турецкие, ногайские и крымские. Они должны были из Азова Доном перейти до «переволоки» на Волгу и Волгой спуститься к Астрахани. Условия климата и местности не позволили исполнить этот план. До низовий Волги дообрался только авангард и тот быстро отступил назад из боязни зимовки в степи в ввиду русских сил. Зато в 1571 году крымскому хану удался набег на Москву. Горзный стерег свою южную границу все лето 1570 года и не дождался хана, а год спустя хану московские изменники указали такой обходной путь который позволил (63) ему беспрепятственно дойти до самой Москвы и сжечь ее. Уцелел один Кремль; все прочие части города погибли в огне. Сам Грозный спасся бегством от татарского набега в Ростов и не присутствовал при попытках бояр отбить врага от Москвы. На следующий 1572 год крымцы хотели повторить нападение на Москву, но были вблизи от Москвы разбиты князем М.И.Воротынским и обращены в бегство. Этим пока и была исчерпана их энергия

      В те же годы совершилось признание герцога Магнуса «королем» Ливонским и произошел разрыв Грозного со Швецией. Поддержанный Москвой Магнус начал осаду Ревеля, а московское правительство стало в явно враждебные отношения к шведам в расчете на успех своего «голдовника». Когда же Магнус отступил от Ревеля ни с чем, Грозный сам начал поход в Эстляндию (1572-1573). Русские взяли несколько укрепленных замков, но в общем не имели большого успеха. Дело тянулось вяло целые годы, и шведы были не прочь от мира : «а мы не можем себе разумети», писал шведский король Иоанн Грозному: «за что вы с нами воюетеся». Если дело идет только о Ревеле, то шведы готовы предоставить его императору, как верховному государю, «и вы тогда у цесаря о Колывани (то есть о Ревеле) промышляйте». Но Грозный хотел промышлять не только о Ревеле. В 1575 году он захватил Пернов и Гапсаль, имея в виду всю Эстляндию, а позднее, в 1577 году думал уже о Лифляндии, где впервые его воойска столкнулись с войсками короля Стефана Батория, поддержавшими шведов. Этим начался последний период ливонской войны, приведший Грозного к полному поражению.   

      Во время перемирия Москвы с Речью Посполитой, заключенного в 1570 году, умер последний Ягеллон король Сигизмунд-Август (в июле 1572), и Речь Посполитая обратилась в избирательную монархию. В числе кандидатов на престол оказался и Грозный, за которого высказывались литовские паны и часть польской шляхты. Однако же кандидатура Грозного скоро пала от того, что царь составил условия, очень удобные для него, но неприемлемые для поляков, в особенности для католиков. Это объяснялось тем, что Грозный врядли серьезно думал стать избранным и ограниченным монархом в иноверной стране. Как известно на элекционном поле под Варшавой в 1573 году уже непроизносилось имени царя московского, а избран был Генрих Валуа принц Анжуйский. Когда же он, после краткого визита в Польшу, бежал из нее на родину и началось снова бескоролевье, кандидатура Гролзного не получила большей силы. Королем был избран Трансивальский (Седмиградский) владетельный князь Стефан Баторий. Венгерец родом, питомец Падуанского университета, побывавший и в Германии, Баторий совмещал природный ум и талантливость с большим образованием и широким житейским опытом. Эти качества помогли ему приобрести (64) авторитет в Речи Посполитой и дали возможность сосредоточить в своем распоряжении достаточные силы и средства для борьбы с Москвой. Весной 1576 года стал он королем и первое время всецело занялся укреплением своего положения внутри государства, но затетем с необычной энергией устремился на борьбу с Грозным. В 1577 году его войска действуют в Лифляндии; 1578-й год проходит в подготовке большого похода и в переговорах с Москвой о перемирии. Москва была согласна на трехлетнее перемирие, но Баторий уже приготовился к войне и не пожелал воспользоваться согласием Москвы. В 1579 году летом, когда Грозный с большим войском приступил к действиям против шведов, Баторий нападает на Полоцк и берет его. В 1580 году он направляется на Великие Луки и берет этот важный в стратегическом оотношении город. Обладание Полоцком и В.Луками ставит Батория на путях между Москвой и Лифляндией «в предсердии Московского государства» откуда открыт выход на Волжские верховья и в Московский центр. Однако король не стремиться к Москве: следущий удар он в 1581 году, летом, направляет на Псков, предварительно взяв по дороге г.Остров. Но здесь и кончаются успехи Батория. Он вернул себе Литовскую территорию, бывшую в обладании Грозного; он отрезал Грозного от Лифляндии и подчинил ее Польше. Он, словом, лишил Москву всех плодов ее побед; но на Московской земле ему было мало удачи. Псков отразил все приступы Батория, и король под Псковом вынужден был остаться на зиму. Это склонило Батория на переговоры о мире. И Грозный желал мира «по конечной неволе, смотря по нынешнему времени, что Литовский король, со многими землями и Шведский король стоят заодно». В Москве поняли, что дело проиграно, потому что оба врага перешли в наступление (шведы в эти годы взяли Гапсаль, Нарву и весь берег до р.Невы и г.Корелы); внутренние же силы для борьбы Москва быстро теряла.   

      Переговоры о мире с Баторием начались в конце 1581 года на Запольском яму близ (г.Порхова) и привели к десятилетнему перемирию, заключенному на условии передачи Баторию всей Лифляндии и всех городов завоеванных Москвой у Литвы. Посредником при заключении мирного договора был папский «посланник», «римской веры поп», иезуит Антоний Поссевин, имя которого помянуто было даже в подлинных мирных грамотах, как имя официального представителя папы. Немногим позднее, в июле 1582г., Баторию удалось вынудить у побежденной Москвы обязательство не посылать войск в Эстляндию и «не добывать» тех городов, московских и ливонских, которые были захвачены шведами, во все перемирные десять лет. Это означало фактическкое прекращение войны со шведами, иначе - капитуляцию, она и была оформлена договором со со шведами в августе 1583 года (на р.Плюсе). Этот договор установил перемирие на три года на основании uti possidetis (65).

      
3


      Итак из долгой борьбы за Балтийский берег Москва вышла побежденной и ослабленной. В нашем изложении хода военных действий не раз упоминалось о том, что боевые неудачи Грозного сопрягались с тяжелым внутренним процессом московской жизни, который подтачивал - и притом очень быстро - экономические силы и боеспособность страны. В конце правления Грозного Московское государство было уже не таково, как в начале ливонской войны. Первые походы Грозного на Ливонию, поход его на Полоцк - поражали совремменников количеством ратных сил. Идя к Полоцку, московские войска «позатерлися» по дорогам от своего многолюдства, и царю потребовались особые усилия для того, чтобы восстановить походный порядок в воинских массах. Когда же Баторий наносил свои удары Полоцку, Великим Лукам, Озерищу, Пскову, - у Грозного не было чем выручать крепости и что вывести в поле против вражеской рати. По выражению Курбского, Грозный со всем своим воинством забился за леса «яко един хороняка и бегун», трепетал и убегал, хотя за ним никто и не гнался. Действительно, против Батория Москва не высылала полевых армий, а встречала его одними гарнизонами, сам же Грозный лишь издали со своим «двором» наблюдал за действиями врага. В последние годы войны были заметны признаки явного истощения средств для борьбы. Уже в начале 1580 года Грозный прибегает к исключительным мерам в отношении вотчинных прав и льгот духовенства и ограничивает их, потому что от роста церковного землевладения «воинскому чину оскудение приходит велие». Ниже увидим и другие признаки экономического кризиса, постигшего Московское государство. В сущности Баторий бил уже лежачего врага, не им повергнутого, но до борьбы с ним утратившего свои силы.   

      Внутреннее расстройство Московской жизни, кроме случайных физичесских бедствий того времени, имело двоякие причины. Одни заключались в так называемой опричнине Грозного и ее следствиях, другие - в том стихийном явлении, что трудовая масса московского населения пришла в движение и, покидая старую оседлость, стала рассеиваться по направлеению от центра к окраинам государства. Обе категории причин были во взаимной связи, действовали одновремменно и в короткое время привели Московское государство ко внутренней катастрофе.

      К изложению этого сложного процесса мы теперь и обратимся.

      Смысл опричнины совершенно разъяснен научными исследованиями последних десятилетий. Современники Грозного ее не понимали, потому что правительство не давало народу объяснений по поводу тех мер, какие принимало; самые же меры представлялись очень странными. Смиренный дьяк Иван Тимофеев, «книгочтец и летописных книг (66) писец», представляет в своем «временнике» дело так, что царь «возненавидел грады земли своея» и во гневе разделил их и «яко двоеверны сотворил». Другой современник выразился крепче, сказав, что по разделении государства, царь одну часть взял себе, другую дал великому князю Симеону Бекбулатовиичу и заповедал своей части «оную часть людей насиловати и смерти предавати». Итак видно было только разделение государства и насилие над одной частью его, «земщиною», другой его части -«опричины». Зачем это делалось, не понимали и думали, что царь просто «играл божиими людьми». Действительно было странно делать над своими мирными поддаными то, что сделал Грозный. Недовольный окружавшей его знатью, он применил к ней ту меру, какую Москва применяла к своим врагам, именно - вывод. И отец и дед Грозного, следуя старому обычаю, при покорении Новгорода, Пскова, Рязани, Вятки и иных мест выводили оттуда опасные для Москвы руководящие слои населения во внутренние Московские области, а в завоеванный край посылали поселенцев из коренных московских мест. Это был испытанный прием ассимиляции, которым московский государственный организм усваивал себе чуждые общественные элементы. В особеннности крут и ясен был этот прием в Великом Новгороде и на Вятке; при самом Иване Грозном в несколько лет Казань была превращена в русский город, из которого татары все были выведены в «татарсскую слободу». Лишаемый местной руководящей среды, завоеванный край немедля получал такую же среду из Москвы и начинал вместе с ней тяготеть к общему центру Москве. То что хорошо удавалось с врагом внешним, Грозный задумал испытать с врагом внутренним, то есть с теми людьми, которые ему представлялись враждебными и опасными. Он решил вывести с удельных наследственных земель их владельцев княжат и поселить их в отдаленных от прежней оседлости местах, там где не было удельных воспоминаний и удобных для оппозиции условий; на место же выселенной знати он сажал служебную мелкоту, детей боярских, на мелкопоместных участках, образованных на пространстве старых больших вотчин. Исполнение этого плана Грозный обставил такими подробностями, которые возбуждали недоумение современников, ибо вытекали из сути дела. Он начал с того что в декабре 1564 года безвестно покинул Москву и только в январе 1565 году дал о себе весть из Александровской слободы. Он грозил оставить совсем царство из-за боярской измены и остался во власти, по усердному молению москвичей, только под условием, что ему не будут перечить на изменников «опала своя класти, а иных казнити и животы их статки (имущество) имати, а учинити ему на своем государстве себе опричнину: двор ему себе на весь свой обиход учинити осбной». Таким образом борьба с «изменою» была целью; опричнина же являлась средством. Новый «особный двор» Грозного состоял из (67) бояр и детей боярских - новой «тысячи голов», которую отобрали также, как в 1550 году отобрали тысячу лучшиих дворян для службы в столице. Первой тысяче дали тогда поместья, второй - Грозный дает поместья в уездах тех городов, «которые городы поимал в опричнину»; это и были опричники, предназначенные сменить опальных княжат на их удельных землях. Для содержания нового двора царь с самого начала отобрал некоторое число дворцовых сел и волостей, приписал к новому двору некоторые улицы и слободы в самой Москве, взял «в опричниину» более десятка городов с их уездами и перевел из государственных касс в свое ведение доходы с волостей и городов, выбрав для того крупные и доходные торговые центры. Первоначальное ведомство нового «особного двора», образованное в 1565 году, непрерывно росло до самого конца царствования Грозного. Царь последовательно включал в опричнину, одну за другой, внутренние области государства, производил в них пересмотр землевладения и учет землевладельцев, удалял на окраины или попросту истреблял людей, ему неугодных, и взамен их поселял людей надежных. Изгнанию подверргались не только знатные потомки удельных князей, но и простые служилые люди и вся вообще дворня и служня, окружавшая подозрительныых для Грозного господ. Эта операция пересмотра и вывода землевладельцев получила характер массовой мобилизации служилого землевладения с явной тенденцией к тому, чтобы заменить крупное вотчинное (наследственное) землевладкение мелким поместным (условным) землепользованием. С развитием дела опричнина получила огромные размеры. Она охватила добрую половину государства, все его центральные и северные области, и оставила в старом порядке управления, «в земском», только окраинные уезды. В «опришнинской» половине государства было свое правительство, своя администрация, своя казна, - словом, весь правительственный механизм, работавший параллельно равноправно с органами «земского» управления. Государство действительно оказалось поделенным на две части, и в 1575 году Грозный как бы оформиил это разделение он сделал «великим князем всея Русии» крещеного татарского «царя» (то есть хана) Симеона Бекбулатовича и подчинил ему «земское» или «земщину», а сам стал звать себя «князем московским» и просил у «великого князя» разрешения «людишек перебрать, бояр и дворян и детей боярских и дворцовых людишек». На это время, - правда, короткое (1575-1576) - царский титул как будто исчез совсем, и опричнина именовалась «двором» московского князя, а «земское» стало «великим княжением всея Русии».

      Прямой смысл того, что делал Грозный, ясен; но совершенно не ясно, что подвигнуло его на это дело учреждения «особного двора», пересмотра земель, изгнание знати и, наконец, тех зверских казней, которыми сопровождалась деятельность опричнины. Мы видели, что в (68) детстве Грозного при московском дворе не было борьбы боярских партий, не существовало оппозиционной среды бояр или княжат. Вражда нескольких княжеских семей, омрачившая детство Грозного, была просто хроническим несогласием членов регенства, которому Василий III вверил опеку над малолетним Иваном. Маленький великий князь не видел вокруг себя политической борьбы и не знал никакой сословвной или кружковой оппозиции. Никакая среда не стремилась воспользоваться слабостью верховной власти и захватить в свои руки правление государством или получить влияние на дела. Из своего детства Грозный никак не мог вынести сознания того, что его самодержавие в опасности. Такое сознание могло родиться у него только во время его близости с Сильвестром и радой. Мы видели, что состав рады, как надо предполагать, был княжеский, тенденция по-видимому тоже княжеская. Сила влияния «попа» и его «собацкого собрания» в первые годы их действия была очень велика. Советники подавляли личную волю Ивана и властно руководили им, увлекая его за собой идеей общего блага, стремлением к народной пользе и государственному благоустройству. Грозный послушно шел за своими руководителями, пока верил в них самих, как верил в их идеалы. Когда же, в дни своей тяжелой болезни он неожиданно увидел их против себя и против царицыной родни, он перестал им доверять и уразумел, что они преследуют свои цели, ведут свою политику, не ценят его лично и не любят его семьи. Из любимых и верных слуг они для него превратились в своекорыстных и неискренних соправителей, лукаво отнявших у него полноту его власти, разделивших с ним его державный авторитет. Так как весь механизм управления был в их руках (для царя, по его словам, «вся не по своей воли бяху, но по их хотению»), то Грозный их боялся, как боялся и любезного им князя Владимира Андреевича. Ему казалось, что отняв на деле «от прародителей данную ему власть», они могут попытаться отнять ее формально, воцарив Владимира вместо него, Ивана. Впервые и очень остро Грозный почувствовал около себя опасность оппозиции и, разумеется, понял, что это оппозиция классовая, княжеская, руководимая политическими воспоминаниями и инстинктами княжат, «восхотевших своим изменным обычаем» стать удельными «владыками» рядом с московским государем.  

      Именно в этой обстановке надлежит искать происхождение опричнины. Не отваживаясь сразу разогнать раду, царь терпел ее около себя, но внутренне отдалился от нее и члены рады понимали, что прежние отношения порвались. Наиболее чуткие тотчас же пожелали уйти в Литву от создавшейся обстановки царского недоверия и вражды с царицыной родней. Так поступили Ростовские князья и, конечно, только углубили этим проишедший разрыв. В общем, однако, дело тянулось до начала Ливонской войны, когда, наконец, царь показал явно свою (69) независимость от рады. В первые же годы войны и, быть может, под влиянием достигнутых успехов, Грозный окончательно освободил себя от общения с «попом» и А.Адашевым. Оба они были удалены из Москвы - первый в монастырь, а второй на театр войны. Попытки друзей заступиться за них и возвратить их были отклонены и раздражили Грозного. Последовали опалы на заступников, не остановившие однако новых попыток вернуть прежних любимцев. В воспоминаниях Грозного дело имело такой вид, что он, освободившись от Сильвестра и Адашева, думал сначала легко покончить с радой; но приятели удаленных упорно держались за свои позиции, мечтали о возвращении ко власти и вообще обнаружили «разум непреклонен» к тому, чтобы на царя «лютейшее составити умышление». Тогда Грозный вышел из душевного равновесия. Дело осложнилось тем, что в это время скончалась (7 августа 1560 г.) жена Грозного царица Анастасия, долго болевшая (с ноября 1559 г.). Царь связал её кончину с той «ненавистью зельною», какую, по его мнению, питали к царице Сильвестр и Адашев, и поставил свою горестную утрату как бы в вину всей раде. Разрыв с радой получил характер острого и бурного столкновения. Первые попытки вернуть опальных Грозный отвел сравнительно милостиво: «исперва убо казнию конечною ни единому коснухомся», писал он. А дальше «повинные по своей вине таков (какова вина) суд прияли», то есть последовали казни; именно, были без суда казнены родственники А.Адашева (сам же он умер в Дерпте в начале 1561 года). Первые казни открыли собой новый период в развитии московских осложнений. Повидимому они вызвали общее возмущение боярских кругов, которое выразилось в наклонности к отъездам в Литву. На недовольство бояр царь отвечал новыми репрессиями: были отправлены в ссылку, в монастырь на север, князь Дм.Курлятев и князь Мих.Воротынский с семьями. С некоторых бояр были взяты обязательства не отъезжать из Москвы и по них требовались поручители с ответственностью в случае нарушения данного обязательства. Отношения в Москве обострялись не только по причинам политического порядка, но и потому, что по смерти жены и по удалении «попа» Грозный вспомнил обычаи своей юности и распустился, впал в пьянство и разврат. Все в целом поведение Грозного возбуждало против него не одну раду, но и всех тех, кто дорожил добрыми нравами и истовым «чином» дворцовой жизни. О том, как обличали Грозного за его грехи старые вельможи, ходили по Москве любопытные рассказы: князь Мих.Репнин был будто бы по царскому приказу убит за то, что сурово осудил шутовской маскарад во время дворцовой оргии. К сожалению, сохранилось очень мало точных и конкретных известий об этих годах (1559-1564), составивших промежуток между эпохой избранной рады и временем возникновения опричнины. Но несомненно, что с удалением рады и со вдовством Грозного между (70) Грозным и высшим кругом московской знати легла пропасть. По одну её сторону находился царь со сбоими новыми приближенными, взятыми из дворцовой среды весьма среднего разбора. Среди них было лишь одно лицо с княжеским титулом (князь Афанасий Вяземский) и лишь одна семья достаточно великородная (Басмановых-Плещеевых). По другую сторону стояла вся векородная знать, как близкая к избранной раде, так и далекая от нее. Вместе с другом Сильвестра князем Курлятевым здесь против царя стояли и его опале подвергались далёкие от рады и ей даже враждебные - младший дядя царя князь Василий Михайлович Глинский и старший из Бельских князь Иван Дмитрич, принадлежавший к семье опекунов Грозного, когда-то устраненных избранной радой. Неискусно и грубо проведенный разрыв с избранной радой таким образом превратился в глухую вражду с широким кругами знати. Со стороны последней не было заметно ничего похожего на политическую оппозицию; ясно было только моральное осуждение царя и страх перед ним, перед его способностью к быстрым опалам и даже «казням конечным», какие постигли семью Адашевых. Но со стороны Грозного недовольство бояр получило неожиданную оценку. Он всех недовольных объединил в одно целое с избранной радой, а так как раде он приписывал желание снять с него всю власть, то это же желание он заподозрил и у боярства вообще, а в особенности, разумеется, у княжат. Такого рода подозрениями исполнено все его обширное письмо к Курбскому: в нем он готов обвинить в умалении царской власть одинаково и своих опекунов, старых бояр его отца, и своих друзей, сотрудников Сильбестра и Адашева, и отдельных бояр, почему либо случайно навлекших на себя его гнев. Таково было насроение Грозного в те дни, когда с театра военных действий, из Дерпта, 30 апреля 1564 года убежал в Литву участник избранной рады, недавний любимец Грозного князь Андрей Михайлович Курбский. Мало того, что изменил царю его ближний советник, он ещё из-за рубежа прислал Грозному укоризненное письмо с ядовитыми упреками и тяжкими обвинениями. На царя это произвело сильнейшее впечатление: с ним заговорили такой речью, какой он еще не слыхивал в Москве, и бросили ему в лицо такие мысли и чувства, какие он мог у многих предполагать. Курбский писал ему за всех гонимых: «Не помышляй нас суемудренными мысльми, аки уже погибших, избиенных от тебя неповинно и заточенных и прогнанных без правды! Избиенные тобою, у престола господня стояще, отомщение на тя просят; заточенные же и прогнанные от тебя без правды - от земли ко богу вопием день и нощь!» Побег и письмо Курбского были последним ударом по нервам Грозного. Раздражение царя толкнуло его на то мероприятие, какое мы зовем опричниной. В уме Грозного всему злу заводчиками были «изменные владыки», княжата, устроители рады, а виновными в безначалии и оппозиции все вообще бояре, сочувствующие (71) княжатам. Гнев* государя должен был упасть на всякого повинного в противословии и противомыслии царю. Но княжата должны были понести особо тяжкое наказание. Грозный решился уничтожить самое основание их притязаний на общественное и политическое первенство в стране. Этим основанием было наследственное льготное землевладение в тех уделах, где предки княжат когда-то были государями. Старые «княженецкие» вотчины с пережитками удельного быта, с политическими воспоминаниями питали в княжатах мысль о возможности соправительства с московским государем «всея Русии», который был одного с ними рода и даже не старшего в нем, «колена». Грозный решился свести княжат с их вотчин на новые места, разорвать их связи с местными обществами и таким образом подорвать их материальное благосостояние и, главное, разрушить тот устой, на котором опирались их политические претензии и было построено социальное первенство.

      
4


      Грозный устроил себе в опричнине «двор особный», надо пологать, для того, чтобы освободить себя от тех житейских связей родства и свойства, которые сильны были в старом дворце. Поселясь в новых дворцах (то на «Орбате» в Москве, то в Александровской слободе), царь окружил себя новыми слугами и угодными ему боярами и с помощью новой «тысячи голов» опричников стал приводить в дело свою затею. Уезд за уездом брал он в опричнину и «перебирал людишек». Прежде всего уничтожались или выводились на окраины государства крупные землевладельцы, княжата и бояре; дворня их или следовала за господином, или же распускалась и должна была искать новых господ; крупная вотчина делилась на мелкие доли, которые шли в поместье детям боярским опричникам. За крупными землевладельцами приходил черед и мелким: их тоже выводили на новые места, лишая старых вотчин и поместий, а вместо них сажали новых людей, более надежных с точки зрения опричнины. При этом держались правила - старых владельцев посылать на окраины, где они могли бы быть полезны в целях обороны государства. Самый яркий пример такого поселения на границах представляет собой массовый вывод в 1571 году служилых людей из двух Новгородских пятин, взятых в опричину, на Литовскую границу, в Себеж, Озерище и Усвят, где они должны были заново поднять хозяйственную культуру и стеречь рубежи против врага. Перебор людишек в опричнине сопровождался гонениями на всех тех, кто навлекал на себя государеву опалу, и простыми насилиями опричников над теми, кого безнаказанно можно было обидеть. Вся операция пересмотра и (72) перемены землевладельцев в глазах населения носила характер бедствия и политического террора. Государь не просто производил эту перемену, а свирепствовал над теми, кого подозревал в измене (или, говоря недавним языком, в неблагонадежности). С необыкновенной жестокостью он без всякого следствия и суда казнил и мучил неугодных ему людей, ссылал их семьи, разорял их хозяйства. Его опричники не стеснялись «за посмех» убивать беззащитных людей, грабить и насиловать их. Утратив прежнее настроение, внушенное ему радой, Грозный морально опустился, погряз в оргиях и разврате, окружил себя предосудительными людьми и разрешал им все, чего искала их распущенность. Но в то же время царь сохранил в себе плоды делового воспитания, какое было надо ему в период его первых реформ, и вполне владел правительственной техникой. Он вел свое дело в опричнине уверенно и твердо, напролом шел к цели и достиг ее. Землевладение княжат было сокрушено; их среда была сорвана со старых гнезд и развеяна по всему государству; виднейшие из них были истреблены; их правительственное первенство было уничтожено. В боярской думе и во дворце первые места стали принадлежать знати новой формации - государевым любимцам и родне царских жен, а князья Рюриковичи и Гедеминовичи держались в этой среде лишь постольку, поскольку умели привлечь милость государеву готовностью служить в новом «опришнинском» порядке.      

      В последние годы своей жизни Грозный мог торжествовать победу над внутренним врагом. Над царем не было тех «повелителей и приставников», которые тяготили его в юности. Он, по его собственному выражению, следовал апостольскому велению: «одних миловал, рассуждающе, других же страхом спасал», и на деле стал в конце концов «самодержцем», ибо «сам строил» свое царство. Но можно думать, что он уразумел и ту ошибку, в какую впал при учреждении опричнины. Нельзя было сомневаться в том, что он выбрал для достижения своей цели несоответствующее ей средство. Цель опричнины - ослабление знати - могла бы быть достигнута менее сложным способом. Тот же способ, какой был Грозным применен, хотя и оказался действительным, однако повлек за собой не одно уничтожение знати, но и ряд иных последствий, каких Грозный вряд ли желал и ожидал.     

      Во-первых, пересмотр княженецкого землевладения превратился в опричнине в общую земельную мобилизацию, принудительную, тревожную и потому беспорядочную. Массовая конфискация вотчин, массовое передвижение служилых землевладельцев, секуляризация церковых земель и обращение в частное владение земель дворцовых и черных для нужд опричнины, - все это явилось бурным переворотом в области земельных отношений, вызывало неудовольствие и страх в населении. Вместе с гибелью крупных хозяйств гонимой знати, к чему стремился Грозный, гибли хозяйства и тех простых малоземельных (73) служилых людей, которых передвигали с земель на земли по соображениям политического порядка, очищая их места для опричников. Сколько насилий и обид, разорений и потерь связано было с этим передвижением! На старой земле разрушалось устроенное хозяйство служилого человека, а на новой оседлости, чаще всего на окраине, трудно было ему обжиться и устроиться на пустошах без крестьян, без инвенторя и без денег, которых он обычно не имел. Меньшая братия, люди зависимые от служилых господ, страдали не менее их. По давнему московскому обычаю, при опале конфиксовали не только имущество опального человека, но и его документы - «грамоты и крепости». Действие этих крепостей прекращалось, и крепостные люди, «опальных бояр слуги», получали волю, иногда с запрещением поступать в какой-либо иной двор. Осужденные на свободное, но голодное существование, они являлись опасным для порядка бродячим элементом. Равным образом и рабочее крестьянское население мобилизуемых земель терпело от перемен, даже если не делалось жертвой грабежа и насилий от оптичников. В крупных богатых вотчинах оно было устроено в общины со своими выборными, ведавшими его податные и иные дела. При раздроблении этих вотчин на мелкие помеснтые участки община гибла и крестьяне отдельными дворами расходились по рукам помещиков, попадая в худшие для них условия крепостной зависимости. За богатым и льготным владельцем и крестьяне пользовались преимуществами его иммунитета; за бедным и рядовым помещиком они «тянули тягло» безо всяких льгот. Поэтому переход к новому владельцу был для крестьян бедствием, побуждавшим их сниматься с места и искать «новых землиц». Таким образом, все слои населения, попадавшие под действие опричнины, терпели в хозяйственном отношении и проводились - вольно или невольно - из оседлого состояния в подвижное, чтобы не сказать - бродячее. Достигнутое государством состояние устойчивости населения было утрачено, и в данном случае по вине самого правительства.        

      Во-вторых, пересмотр владельческих прав княжат и боярства и перевод опальных людей на новые земли могли бы происходить с тем же спокоиствием, с каким, например, позднее, при царе Феодоре Ивановиче в 1593-1594 годах, происходил пересмотр владельческих прав монастырей, а иногда и конфискация монастырских земель. Но Грозный считал нужным соединить эту операцию с политическим террором, казнями и опалами отдельных лиц и целых семмей, с погромами княжеских хозяйств и целых уездов и городов. С развитием опричнины государство вступило в условия внутренней войны, для которой однако не было причины. Царь преследовал своих врагов, которые с ним не сражались. Нет никакого желания приводить подробности гонений и казней, описанных современниками не один раз с потрясающими подробностями. Историк Н.М.Карамзин насчитал «шесть эпох казней» за (74) время с 1560 по 1577 год; но правильнее поступили последуящие исследователи, считая все это время одной сплошной эпохой душегубства. Не довольствуясь уничтожением одной знати, Грозный простирал свой гнев на людей всех состояний и губил их массами. Существует краткая летописная запись, например, о том, что в 1574 году «казнил царь на Москве, у Пречистой на площади, в Кремле, многих бояр, архимандрита Чудовского (Евфимия), протопопа и всяких людей много». В 1570 году царь ходил походом на Новгород. Из александровской слободы снялся он в декабре предшествовавшего года и по дороге громил города (Клин, Тверь). В Новгороде провел он несколько недель, истязая и убивая людей сотнями, даже тысячами. Если не принимать баснословной цифры погибших 60.000, сообщаемой летописью, то неизбежно следует принять показание царского «синодика» (поминания), что в Новгороде было «отделано» (то есть убито) 1.505 человек. Современники с ужасом вспоминали царское посещение и говорили, что от него «бысть великому Новуграду запустение» и что «то сего мнози людие поидоша в нищем образе скитаяся по чужим странам» (Мнение, что Грозный из 6000 жилых дворов в Новгороде запустошил 5000, теперь оставлено. Новгород быстро пустел под влиянием Ливонской войны; но несомненно, что погром 1570 года повлек за собой массу жертв и ускорил обнищание края). Пострадали при этом и окрестности Новгорода, посртадал слегка и Псков, в котором не было казней, а был только грабёж. Не ограничиваясь преследованием бояр и простонародья, Грозный легко и охотно истреблял духовенство; даже сослал и велел убить митрополита Московского, главу народной церкви, Филиппа, которого сам же вынудил согласиться стать митрополитом. Погиб и тот князь Владимир Андреевич Старицкий, кого избранная рада прочила в преемники Грозного. Результатом этого и вовсе не нужного террора было полное расстройство внутренних отношений в стране. Загнанная, но не совсем истребленная знать вместе с чувством страха питала острую ненависть к «издавна кровопийственному роду» московских государей и заранее предвкушала его скорый конец. В исходе 1579 года Курбский, торжествуя победы Батория, в своем письме предсказывал Грозному словами псалма, что «не пребудет долго перед богом, которые созидают престол беззакония» и что «кровьми христианскими оплывающие исчезнут вскоре со всем домом». Расстроенное оргиями здоровье Грозного и отсутствие у него внучат могло дать Курбскому мысль, что «кровопийственный род» вымирает. Эта же надежда на скорый конец тирана могла быть утешением и других гонимых, в лице которых московская династия имела жестоких врагов. И эта надежда сбылась. Не прошло и четверти века по смерти Грозного, как представители гонимых княжат овладели (75) московским престолом, в лице князей Шуйских, и по своему расправились с Годуновыми и Романовыми, которые тогда представляли собою родню и свойство вымершей семьи Грозного. Не меньшее ожесточение, чем в боярстве, было и в других слоях населения. Опричнина и террор были всем ненавистны, кроме разве тех, кто с ними связал свой житейский успех. Они поставили всё население против жестокой власти и в то же время внесли рознь в среду самого общества. По меткому замечанию англичанина Дж.Флетчера, бывшего в Москве вскоре по смерти Грозного, низкая политика и варварские поступкиГрозного так потрясли все государство и до того возбудили всеобщий ропот и непримиримую ненависть, что по-видимому, это должно было окончиться не иначе, как всеобщим восстанием. Сделанное до смуты, это замечание вполне было оправдано последующими московскими событиями.

      
5


      Разброд московского населения был замечен правительством приблизительно около 1570 года, но начался, конечно, раньше. Можно думать, что его первые проявления были вызваны, во-первых, усиленной работой власти над упорядочением поместной системы и, во-вторых, завоеванием Казани. И то, и другое относится к 50-м годам 16 века. Указанные нами в своем месте меры относительно норм поместной службы, и помещение целой тысячи служилых людей на поместьях под Москвой, общее описание служилых и тяглых земель в целях лучшего учета служеб и платежей - все это вело к усилению государственных тягот населения и могло побуждать к выселению на новые, более льготные места. А таковы были именно места в завоеванном Поволжье. Богатая почва, обилие воды и леса, непочатый простор для селитьбы, пахоты и промысла манили туда поселенцев. Правительство, нуждаясь в гарнизонах для новых им основанных городов, само звало на Низ «верховых сходцев» с Оки и верхней Волги. Оно раздавало там земли служилым людям и духовенству для усиления русской стихии в крае, и землевладельцы вели за собой на новые хозяйства рабочую силу из старого Великорусского центра. Кроме того стала доступна дорога с Оки и Волги мимо Нижнего Новгорода через черемисские и вотяцкие места на Вятку и далее к Уралу, давно известному в Великорусье своими богатствами. Народная масса поэтому двинулась на восток и северо-восток, отчасти поощряемая самим правительством в ее движении. Но не одно Поволжье сманивало народ из коренных московских областей. Манило к себе и то «дикое поле», которое лежало на юг от Рязанских, Тульских и Калужских мест и пока не было никем заселено. Им пользовались татарские и русские бродяги, находившие там (76) убежище от преследования врагов или закона и искавшие добычи от охоты или грабежа русских и татарских пограничных поселений. К середине 16 века на диком поле одолели русские люди. Под именем «казаков» они бродили без помехи от татар по всему пространсву до Северного Донца и Нижнего Дона и на берегах «польских» рек ставили свои охотничьи «станы» и «юрты», в которых промышляли рыболовством и охотой. Но не этот промысел был в «поле» наилучшим. Привлекательнее было военное дело. Можно было, сойдясь в боевой отряд, «станицу», и выбрав «атамана», идти на юг в Черноморье добывать «зипунов» в татарских и турецких поселениях. Можно было на полевых дарогах, «шляхах», из Московского государства на юг грабить русских и иноземных купцов, даже царских и ханских послов. Наконец, можно было по царскому призыву наниматься на государеву службу и входить особыми отрядами в Московскую рать. Вот на это «дикое поле» и потянулся народ из терроризованного Грозным государства тогда, когда от опричнины и тягот Ливонской войны на Руси стало жить не в мочь. По-видимому, это выселение из государства на дикое поле первоначально не беспокоило правительства; по крайней мере современники думали, что Грозный даже поощрял выход на юг с той целью, чтобы «наполнить границы своей земли воинственным чином и им укрепить украинные города против супостатов». Один из писателей того времени сказал даже так, что если «гад кто злодействующий осужден к смерти и аще убежит в те грады польские и северские», то там будет избавлен от «смерти своея». Но с течением времени плоды такого попустительства стали беспокоить московскую власть. Она поняла, что отвлечение из центра в Поволжье и на «поле» роковым образом отозвалось на положении самого центра.

      К семидесятым годам 16 века положение там в хозяйственном отношении стало явно критическим. Убыль населения создала в центре хозяйственную пустоту вследствие недостатка рабочих рук. Писцовые книги того времени отмечали очень много «пустошей, что были деревни»; вотчин пустых и поросших лесом; сел, брошенных населением, с церквами «без пенья»; пашен, оставленных «за пустом» без обработки. Местами была жива еще память об ушедших хозяевах, и пустоши еще хранили на себе их имена, а местами и хозяева уже забыты и «имян их сыскати некем». Там, где возможен цифровой подсчет о положении дел под Москвой, он дает разительный итог. Ко времени смерти Грозного в 13 станах Московского уезда писцовые книги показывают до 50.000 наших десятин пахотных земель. Из них пустует (круглым счетом) до 16.000 десятин в поместьях и вотчинах и, сверх того, до 4.000 за отсутствием владельцев сдано из оброка; стало быть до 40% пахотной земли вышло из нормального хозяйственного оборота. Остальные же 60% (то есть, 30.000 десятин) распределены так: за помещиками и вотчинниками (77) 11.500 десятин и за монастырями 18.500 десятин. Значит, служилые люди в Московском уезде к концу царствования Грозного оставили впусте почти две трети общего количества пашни, каким могли бы владеть: сохранив за собой 11.500 десятин, они забросили 20.000 десятин. Еще более безотрадные данные получаются за то же время по новгородским пятинам, которые лежали вблизи театра Литовской войны: в них, по приблизительному выводу, из общего количества пахотной земли в обработке было только 7,5% и пустовало 92,5%. У нас нет никаких показаний относительно того, какой процент населения ушел из центральных уездов на окраины и куда в каком количестве он перешел. Есть только сделанное «на глаз» исчисление, что в самые последние годы 16 века на «поле» вышло не менее 20.000 человек, которые пополнили собой массу более старых выходцев из государства. Конечно, эта цифра и приблизительно не определяет размеров эмиграции. О них можно судить по той горячке, какая охватила хозяев-землевладельцев в исходе царствования Грозного в их борьбе за рабочие руки. Всеми законными и незаконными, благовидными и неблаговидными способами старались они задержать в своих хозяйствах уплывавшую рабочую силу, не выпустить из-за себя крестьян и холопей, напротив, достать их себе со стороны. Мирными сделками и судом, насилием и хитростью держали они у себя народ и крепостили себе людей с воли и из чужих хозяйств. Крестьянская «возка», выкуп и перевоз задолжавших крестьян, составляли предмет постоянных столкновений между землевладельцами: богатые, сильные и ловкие «вывозили» к себе всеми способами крестьян из-за бедных, мелких и неумелых хозяев. Равным образом переманивали они и непашенных работников, шедших «во двор» в холопство к богатому и тароватому господину «служили волею», а в сущности не «волею», а обманом и по горькой нужде. По слову современника, кабалили людей, «написание служивое (то есть, обязательство) силой и муками емлюще, инех же винца токмо испити взывающе - и по трех или по четырех чарочках достоверен неволею раб бываше тем». Эта борьба за рабочих конечно, давала победу влиятельным и богатым владельцам (чаще всего, монастырям, располагавшим денежными капиталами и связями в Москве); но она была во вред крестьянам и мелким служилым людям помещикам: из них первые попадали в экономическую кабалу; а вторые, теряя крестьян, разорялись и не могли нести службу со своей земли. Правительство теряло и в том и в другом случае: разоренный крестьянин или убегал, или обращался в холопа и, стало быть, исчезал, как плательщик государственных податей; разоренный помещик не только не служил, но и «пустошил» казенное поместье, уничтожал его хозяйственную ценность. Поэтому правительство неизбежно должно было вмешаться в дело. В 1580 году Грозный взял у «освященного собора» и его главы митраполита (79) Антония торжественный приговор о том, что монастыри и прочие церковные владельцы впредь не будут приобретать никаких земель и не будут брать их в заклад, потому что «воинственному чину от сего оскудение приходит велие». Вероятно, около того же времени состоялось государево «уложенье», чтобы крестьян насильством не возили или чтобы их и вовсе не вывозили в известные сроки - «в заповедные лета», которые точно определялись наперед правительством. К сожалению, не сохранилось точного текста этого «уложения» Грозного; но оно во всяком случае существовало и по сути своей представляло собой первое, условное и временное, ограничение свободы крестьянского выхода, до тех пор признаваемой московским законодательством.

      
6


      Итак, политический террор и опустение государственного центра привели Московское царство ко внутреннему кризису чрезвычайной силы. Длительная война, татарские набеги 1571-1572 гг. и случайные недороды тех же лет еще более обострили кризис. Грозный стоял перед тяжелой и грозной задачей. Страна отказывалась давать правительству людей и средства для продолжения войны; благодаря быстрому отливу населения, она вообще потеряла силы, необходимые для поддержки правительства. Надобно было заново налаживать расстроенный порядок и искать новых ресурсов, способных восстановить государственную мощь. Естественна была мысль обратиться за этими ресурсами туда, куда ушла рабочая сила, и попробовать заново привлечь ее к отбыванию государственных служб и повинностей, от которых она своим уходом себя избавила. Что касается до Поволжья, то в нем процесс заселения совершался под наблюдением и даже руководством московской власти. Поэтому там учет трудовых сил и средств шел в общем своевременно и правильно. Уже в середине 60-х годов XVI века, после распределения между русскими владельцами конфискованных татарских земель, в Казанском «царстве» началась их общая перепись. В писцовые книги заносились земли дворцовые, поместья «верстанных» людей, земли пустые и те, «что исстари были татарские и чувашские и мордовские, которые в поместья роздати довелося». Все описанные земли так или иначе вошли в правительственное ведение и были приняты в расчет при распределении служб и платежей. Иначе дело обстояло на юге, на диком поле. Еще в начале 16 столетия граница московских оседлых поселений была отодвинута с Оки («с берега», как тогда выражались) на укрепленную «черту» которая обозначалась каменными крепостями Калугой, Тулой и Зарайском. Правительство укрепляло и стерегло эту черту, обставленную против татарских набегов (79)...

[ Вернуться в раздел XVI век | Вернуться в Оглавление ] Версия для печати Отправить эту статью другу

Список статей

XVIII век
Rakutis V. LDK KARIUOMENĖ KETVERIŲ METŲ SEIMO LAIKOTARPIU (1788-1792)

XVII век
Мейлус Э. ВИЛЬНЮС ВО ВРЕМЯ „ПОТОПА" (1655-1661 ГГ.)
Borščiakas Elijas. UKRAINA, LIETUVA IR PRANCŪZŲ DIPLOMATIJA 1648-1657 METAIS
LIST OD KSIĘCIA IMCI PANA KRZYSZTOFA RADZIWIŁŁA, WOJEWODY WILEŃSKIEGO, HETMANA W.KS.LITEWSKIEGO, DO SEHINA BORYSEWICZA, BOJARZYNA DUMNEGO I NA TEN CZAS HETMANA NAJWYŻSZEGO NAD
Илько Борщак. УКРАИНА, ЛИТВА И ФРАНЦУЗСКАЯ ДИПЛОМАТИЯ В 1648-1657 ГГ.

XVI век
Jakubowski J. STUDYA NAD STOSUNKAMI NARODOWOŚCIOWEMI NA LITWIE PRZED UNIĄ LUBELSKĄ.
Платонов С.Ф. ИСТОРИЧЕСКИЕ ОЧЕРКИ
Zinkevičius Z. DĖL LIETUVIŲ RAŠOMOSIOS KALBOS KILMĖS
ALBERTAS GOŠTAUTAS, VILNIAUS VAIVADA, BONAI SFORCAI, LENKIJOS KARALIENEI, PRIEŠ KUNIGAIKŠTĮ KONSTANTINĄ OSTROGIŠKĮ IR PRIEŠ RADVILAS
Jakubovskis J. TAUTYBIŲ SANTYKIAI LIETUVOJE PRIEŠ LIUBLINO UNIJĄ.
Любавскiй М.К. ЛИТОВСКО-РУССКIЙ СЕЙМЪ
Zinkevičius Z. KAIP KALBĖJO SENIEJI VILNIEČIAI
Мыльников А.С. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ В ВЕЛИКОМ КНЯЖЕСТВЕ ЛИТОВСКОМ
Jurginis J. AUŠROS VARTAI
"STATUTIS CERTIS IN SCRIPTA REDACTIS" (1522)
Zinkevičius Z. DAR KARTĄ DĖL LIETUVIŲ XVI-XVII A. RAŠTŲ KALBOS KILMĖS
Карамзин Н.М. ПРЕДАНИЯ ВЕКОВ

XV век
ГОРОДЕЛЬСКИЙ ПРИВИЛЕЙ 1413 Г.
Ekdahl S. DIE FLUCHT DER LITAUER IN DER SCHLACHT BEI TANNENBERG
Długosz J. DZIEJE POLSKIE. ROK 1403. ROK 1408.
CRONICA CONFLICTUS WLADISLAI, REGIS POLONIAE, CUM CRUCIFERIS
ПРИВИЛЕГИЯ 6.V.1434
Ючас М. ГРЮНВАЛЬДСКАЯ БИТВА
Długosz J. DZIEJE POLSKIE. ROK 1410
Jonynas I. ONA VYTAUTIENĖ

XIV век
"OMNES NATIONE LYTHUANOS" (1387)
ПРИВИЛЕГИЯ 20.II.1387
Шабульдо Ф. ВИТОВТ И ТИМУР: ПРОТИВНИКИ ИЛИ СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ПАРТНЕРЫ?

XIII век
Vaitkevičius G. ANKSTYVASIS VILNIUS: ĮRODOMUMO VINGIAI
Gudavičius E. FOLLOWING THE TRACKS OF A MYTH
Кирпичников А.Н. ДРЕВНЕРУССКИЙ «КЛИН» – БОЕВОЙ ОТРЯД ИЛИ НАСЕЛЕННАЯ МЕСТНОСТЬ?

XII век
Кирпичников А.Н. РАЗВИТИЕ КОНСКОГО УБОРА В ЦЕЛОМ
Baranauskas T. THE FORMATION OF THE LITHUANIAN STATE

до XII века
Орел В.Э. НЕСЛАВЯНСКАЯ ГИДРОНИМИЯ БАССЕЙНОВ ВИСЛЫ И ОДЕРА
Гимбутас М. ГОТЫ В СЕВЕРНОМ ПРИЧЕРНОМОРЬЕ И ЧЕРНЯХОВСКИЙ КОМПЛЕКС
Топоров В. Н. К ВОПРОСУ О ДРЕВНЕЙШИХ БАЛТО-ФИННОУГОРСКИХ КОНТАКТАХ ПО МАТЕРИАЛАМ ГИДРОНИМИИ
Vladas Žulkus. DIE KUREN IM OSTSEERAUM
Vanagas A. LIETUVIŲ VANDENVARDŽIAI
Штыхов Г.В. ФОРМИРОВАНИЕ ПОЛОЦКИХ КРИВИЧЕЙ
Рыбаков Б.А. О ПРЕОДОЛЕНИИ САМООБМАНА
Янссон И. РУСЬ И ВАРЯГИ
Седов В.В. ГОЛЯДЬ
Шмидт Е.А. О ТУШЕМЛИНСКОЙ КУЛЬТУРЕ IV-VII ВЕКОВ В ВЕРХНЕМ ПОДНЕПРОВЬЕ И ПОДВИНЬЕ
Шадыро В.И. БЕЛОРУССКО-ЛИТОВСКО-ЛАТЫШСКОЕ ПОРУБЕЖЬЕ В ЭПОХУ ЖЕЛЕЗА И РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
Girininkas A. LIETUVOS ARCHEOLOGIJA. T. 1. Akmens amžius
Кирпичников А.Н. СКАЗАНИЕ О ПРИЗВАНИИ ВАРЯГОВ. ЛЕГЕНДЫ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

Список публикаций

Лурье Я.С. ИСТОРИЯ РОССИИ В ЛЕТОПИСАНИИ И ВОСПРИЯТИИ НОВОГО ВРЕМЕНИ // Россия Древняя и Россия Новая : (избранное), СПб., 1997
ВВЕДЕНИЕ
Глава I ОБЩИЕ ВОПРОСЫ ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЯ
Глава II ОБЩАЯ СХЕМА ЛЕТОПИСАНИЯ XI-XVI вв.
Глава III ЛЕТОПИСНЫЕ ИЗВЕСТИЯ В НАРРАТИВНЫХ ИСТОЧНИКАХ XVII-XVIII вв.
Глава IV ДРЕВНЕЙШАЯ ИСТОРИЯ РУСИ В ЛЕТОПИСЯХ И В ИСТОРИОГРАФИИ XX в.
Глава V ОРДЫНСКОЕ ИГО И АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ: ИСТОЧНИКИ И ИСТОРИОГРАФИЯ XXв.
Глава VI БОРЬБА С ОРДОЙ И ЦЕРКОВНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ КОНЦА XIV в.: ИСТОЧНИКОВЕДЧЕСКИЙ АСПЕКТ
ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Чернов А. В. ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ РУССКОГО ГОСУДАРСТВА В XV -XVII ВВ. (...до военных реформ при Петре I) М., 1954.
Глава IV РУССКОЕ ВОЙСКО В ПЕРИОД ИНОСТРАННОЙ ВОЕННОЙ ИНТЕРВЕНЦИИ И КРЕСТЬЯНСКОЙ ВОЙНЫ НАЧАЛА XVII В. (отрывок)
Глава V ЗАРОЖДЕНИЕ РЕГУЛЯРНОЙ АРМИИ В РОССИИ (ОБРАЗОВАНИЕ СОЛДАТСКИХ, ДРАГУНСКИХ И РЕЙТАРСКИХ ПОЛКОВ, 30-70-е годы XVIIв.)
Глава VI СОСТАВ И ОРГАНИЗАЦИЯ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ В СЕРЕДИНЕ XVII в.

Середонинъ С.М. СОЧИНЕНIЕ ДЖИЛЬСА ФЛЕТЧЕРА "OF THE RUSSE COMMON WEALTH" КАКЪ ИСТОРИЧЕСКІЙ ИСТОЧНИКЪ. С-ПЕТЕРБУРГЪ.1891.
Глава IV.

Kubala L. WOJNA MOSKIEWSKA. R. 1654-1655. SZKICE HISTORYCZNE, SER.III, WARSZAWA, 1910
VII. WYPRAWA CARA NA LITWĘ. - BITWA POD SZKŁOWEM I POD SZEPIELEWICZAMI. - ZDOBYCIE SMOLEŃSKA.

АКТЫ МОСКОВСКОГО ГОСУДАРСТВА. - М.,1890-1901.- Т.1-3.
№ 57-й. Апрѣля 30.— Отписка кн. И. А. Хованскаго съ приложеніемъ распросныхъ рѣчей
№ 58-й. Апрѣля 30 и мая 2.— 1) Отписка кн. И. А. Хованскаго о неудачномъ приступѣ къ Ляховичамъ
№ 59-й. Апрѣля 30/Іюня 15. — 1) Грамота въ Смоленскъ къ кн. Б. А. Рѣпнину
№ 692-й, Государевъ указъ всякихъ чиновъ служилымъ людямъ о прибытіи на службу въ срокъ
№ 694-й. Отписка Шкловекаго воеводы В. Яковлева о невозможности устроить въ городѣ мельницы
№ 696-й. Отписка кн. Алексѣя Трубецкаго объ отходѣ отъ Стараго Быхова въ Могилевь.
№ 703-й. Царскій указъ сотеннымъ головамъ о неотпускѣ по домамъ больныхъ знаменьщиковъ.
№ 705-й, Отписка Кашинскаго воеводы Б. Непейцына царевичу Алексѣю Алексѣевичу
№ 716-й. Отписка князя Я. К. Черкасскаго о времени сбора ратныхъ людей въ Борисовѣ
№ 717-й. Отписка боярина и воеводы, кн.Алексѣя Трубецкаго, о нѣсколькихь побѣдахъ надъ литовскими людьми
№ 718-й, Отписка Толочннскаго приказнаго человѣка Ариста Новикова о невозможности собрать хлѣбъ
№ 732-й. Отписка воеводы Алексѣя Трубецкаго объ отказѣ ратныхъ людей зимовать подъ Старымъ Быховымъ.
№ 736-й. Отписка воеводы Алексѣя Трубецкого объ отступленіи оть Стараго Быхова

ПАМЯТНИКИ ЛИТЕРАТУРЫ ДРЕВНЕЙ РУСИ
ГАЛИЦКО-ВОЛЫНСКАЯ ЛЕТОПИСЬ

АКТЫ, ОТНОСЯЩИЕСЯ К ИСТОРИИ ЮЖНОЙ И ЗАПАДНОЙ РОССИИ. Т. 1-15. СПб., 1861- 1892.
1648, августа 16. Отписка Хотмыжского воеводы князя Семена Болховского съ извѣстіемъ о посылкѣ отвѣта къ Хмельницкому
1648, мая 20. Указъ о посылкѣ грамотъ пограничнымъ воеводамъ о походѣ за рубежъ
1649, мая 3. Письмо гетмана Богдана Хмельницкого съ прошеніемъ содѣйствія противъ Польши.
1649, фeвраля 13. Письмо Казимира короля Польскаго къ царю Алексѣю Михаиловичю съ извѣстіемъ о вступленіи своемь на королевство Польское и о желаніи возобновить мирный договоръ.
1654, авг. - дек. Бумаги о пограничных с Малороссiею дѣлахъ
1654, aвг.- сент., Могилевскiя и другихъ бѣлорусскихъ городовъ бумаги
1654, августа 7-сентября 9. Бумаги посольства къ гетману Богдану Хмельницкому
1654, окт.-дек., Могилевскія бумаги
1654, iюль-августъ, Могилевскiя бумаги
1654, iюнь-сент. Бумаги наказнаго гетмана Ивана Золотаренка
1655, iюль - август. Бумаги наказнаго гетмана Ивана Золотаренка
1655, іюль, Могилевскія бумаги

LISTY Z TEATRU WOJNY R. 1654.
16 [Augusti] list[u] księcia jmci do Króla JMci pisanego kopią
Ceduła z listu.Za Jaswonką pod Ciecierzynem potrzeba była d. 24 Augusli, gdzie obóz nasz zniesiono.
List P. Hetmana wiełk. koron, do JMX Podkanclerzego kor. Dnia 6 Aug.
List P. Mirżeńskiego, do JP. Stefana Korycińskiego Kanclerza w. kor.— Z Wilna d. 30 Augusti r. 1654.
List Xięcia Radziwiłła Hetmana w. lit. do Xiędza Jerzego Tyszkiewicza. Bisk. wileńsk. Dan d. 8 Augusti 1654.
List z obozu pod Szkłowem d. 12 Augusti r. 1654.
List z Wilna d. 20 Augusti, do Warszawy.
List z Wilna d. 8 Aug.
Relacya potrzseby, która zaszła między wojskiem W.X.Litewskiego a Moskwą pod Ciecierzynem, d.24 Augusti 1654
Z obozu d. 14 Augusti 1654.
Z obozu litewskiego d. 13 Augusti r. 1654.
Z obozu litewskiego d. 14 Augusti 1654.
Z obozu pod Orszą dnia 2 Augusti, pisany do Wilna.
Z Wilna d. 16 Augusti r. 1654.

АКТЫ ИСТОРИЧЕСКИЕ, СОБРАННЫЕ И ИЗДАННЫЕ АРХЕОГРАФИЧЕСКОЮ КОМИССИЕЮ. СПБ., 1841–1892.- Т.1-5.
1658 въ Мартѣ. Отписка Царю Виленскаго воеводы князя Шаховскаго, о готовности Виленскихь жителей обратиться изъ Уніи въ Православную вѣру.

СОБРАНИЕ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ГРАМОТ И ДОГОВОРОВ ХРАНЯЩИХСЯ В ГОСУДАРСТВЕННОЙ КОЛЛЕГИИ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ, М., 1813-1894, ч.1-5.
1667, Декабря 1, окружная Грамота (въ спискѣ) Государя Царя АЛЕКСѢЯ МИХАЙЛОВИЧА Енисейскому Воеводѣ Кириллѣ Яковлеву

Турска Г. О ПРОИСХОЖДЕНИИ ПОЛЬСКОЯЗЫЧНЫХ АРЕАЛОВ В ВИЛЬНЮССКОМ КРАЕ. Vilnius: 1995
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
I. ОБЩАЯ ЧАСТЬ.

PAMIĘTNIKI JANA CHRYZOSTOMA PASKA
Rok 1660

Кушнер П. И. ЭТНИЧЕСКОЕ ПРОШЛОЕ ЮГО-ВОСТОЧНОЙ ПРИБАЛТИКИ, повт.изд., Вильнюс, 1991
III. ДРЕВНЕЙШИЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ СВЕДЕНИЯ О НАРОДАХ ЮГО-ВОСТОЧНОЙ ПРИБАЛТИКИ
Norman Davies. EUROPE: A HISTORY
CHRISTENDOM IN CRISIS – PESTIS (p. 455-468)
Jerzy Ochmański. LITEWSKA GRANICA ETNICZNA NA WSCHODZIE OD EPOKI PLEMIENNEJ DO XVI WIEKU
.WSTĘP
1. ROZWÓJ I WYNIKI BADAN NAD WSCHODNIĄ GRANICĄ LITEWSKO-RUSKĄ OKRESU WCZESNOHISTORYCZNEGO DO XVI WIEKU
2. ZAŁOŻENIA METODOLOGICZNE
3. WALKA LITWY Z RUSIĄ O GRANICĘ POLITYCZNĄ DO XIII WIEKU
4. POGRANICZE LITEWSKO-KRYWICKIE W EPOCE PLEMIENNEJ
5. KWESTIA ZASIĘGU OSADNICTWA LITEWSKIEGO I RUSKIEGO NA POGRANICZU WSCHODNIM W XIII WIEKU
6. STOSUNKI WYZNANIOWE NA POGRANICZU LITEWSKO-RUSKIM DO POŁOWY XVI WIEKU
7. WSCHODNIA GRANICA LITEWSKA W ŚWIETLE TOPONOMASTYKI
8. ZASIĘG LITEWSZCZYZNY NA WSCHODZIE W ŚWIETLE INWENTARZY DÓBR ZIEMSKICH Z KOŃCA XVI WIEKU
9. WYSPY LITEWSKIE W GŁĘBI BIAŁORUSI W XIV - XVI WIEKU
A. „LITHUANIA PROPRIA” I JEJ ZASIĘG NA WSCHODZIE W XV - XVI WIEKU
B. WYNIKI BADAN, SPIS MAP, SPIS TREŚCI
C. LITHUANIAN ETHNICAL BOUNDARY IN THE EAST FROM THE ANCESTRAL EPOCH TILL THE SIXTEENTH CENTURY

СОБРАНIE ДРЕВНИХЪ ГРАМОТЪ И АКТОВЪ
66. (1441) Апрѣля Грамота Короля Казимира на Русскомъ языкѣ, чтобъ половину Серебщины плотили въ Трокахъ конецъ жидовскій, Ляхи и Русь и Жидова Татарове, a половину мѣсто на другой сторонѣ моста. Дана въ Гроднѣ.
67. Марта Короля Сигизмунда на Русскомъ языкѣ, освобождающая дома Трокскихъ Жидопъ отъ постоя. Дана въ Гроднѣ.
68. 1507. Короля Сигизмунда на Латинскомъ языкѣ, o дозволении Трокскимъ Жидамъ, дабы въ дѣлахъ между ними разбиралъ Войтъ Жидовскій, a въ дѣлахъ еъ Литвою, и Русью, вѣдались чрезъ Трокскаго Воеводу...
69. 1516 Августа 9. Короля Сигизмунда на Русскозмъ языкѣ, обывахелямъ г. Трокъ закона Римскаго и Греческаго и Жидамъ Трокскимъ, дозволяющая учредить въ томъ городѣ двѣ въ году ярмарки. Дана въ Вильнѣ
70. 1552 Октября. Короля Сигизмунда Августа на Русскомъ языкѣ, освобождающая мѣщанъ г. Трокъ, отъ дачи подводъ подъ гонцовъ Государскихъ и o платежѣ Серебщины Татарами за торговлю въ Трокахъ. Дана въ Вильнѣ.
71. 1555 Августа 30. Короля Сигизмунда Августа на Русскомъ языкѣ, дабы намѣстникъ Трокскій недѣлалъ похвалокъ и утѣсненiи жидамъ Трокскимъ. Дана въ Вильнѣ.


Блок логина
Ник

Пароль


Забыли пароль?

Вы ещё не с нами?
Регистрация!
Исторические изображения

Альбом:  Литва

Другие фото...
Сейчас на сайте.
 Гостей: 1
 Пользователей: 0
 Всего: 1
Вы гость здесь
- Страница создана за 0.1 сек. -